День рождения без указа. РНБ отмечает 225-летие
Истории Публичной библиотеки, которая вместе с отечеством переживала все его взлеты и падения, достижения и трагедии, вынесла революции, войны, выстояла в блокаду, посвящен не один научный труд. Ведущий научный сотрудник РНБ доктор педагогических наук Галина Михеева знает историю Публички, как отмечают коллеги, «неформально и глубоко» и напоминает, что именно здесь зародились национальная библиография, российские библиотечные наука и образование. Наша собеседница участвовала в создании фундаментального труда «История библиотеки в биографиях ее директоров, 1795 - 2005» и четырехтомного биобиблиографического словаря «Сотрудники Российской национальной библиотеки - деятели науки и культуры».
- Галина Васильевна, прошлое Публички изучено основательно, но наверняка ведь можно найти нюансы, оставшиеся за скобками?
- Конечно. К примеру, нам бы очень хотелось знать, что говорилось в указе императрицы, посвященном основанию библиотеки. Вы будете очень удивлены: подобного документа в нашем распоряжении нет. Хотя вполне очевидно, что для создания такого учреждения, как Публичная библиотека, обязательно требовался царский указ. Из записок руководителя императорской канцелярии Василия Степановича Попова мы знаем, что он, похоже, существовал, но его текст до сих пор не удавалось найти ни одному исследователю.
Вы спросите, откуда же тогда взялась дата основания Императорской Публичной библиотеки - 16 (27) мая 1795 года? Отвечаю: именно она начертана рукой императрицы на проекте первого здания Публички, созданного архитектором Егором Тимофеевичем Соколовым. Рядом с непременным царским «Быть по сему». Кстати, это было первое в России специальное библиотечное здание.
Возможно, указ императрицы находится где-то в недрах Российского государственного архива древних актов в Москве, и нас когда-нибудь в будущем ждет открытие. Если оно произойдет - это будет сенсация!
Как известно, основой нашей коллекции стала варшавская библиотека князей Залуских - военный трофей, взятый после подавления в 1794 году польского восстания под руководством Тадеуша Костюшко. Но вот незадача: из примерно 400 тысяч книг и рукописей до Петербурга удалось довезти - сначала на подводах из Варшавы до Риги, а затем морем - только 250 тысяч. Тоже вопрос будущим историкам: а 150 тысяч-то куда делись?
- Что касается названия библиотеки: с 1932 года на протяжении шестидесяти лет она носила имя Салтыкова-Щедрина. Давным-давно известна байка о том, что присвоить имя писателя предложил Сталин.
- Понимаю, о чем вы говорите. В 1925 году нынешняя Российская государственная библиотека в Москве по просьбе коллектива получила имя Владимира Ильича Ленина. Хотя он никогда ею не пользовался, и уж скорее наша библиотека должна была носить его имя, потому что Ленин являлся нашим читателем и дарителем.
А дальше - легенда. Мол, сотрудникам Публички стало обидно, что библиотеке в Москве присвоили имя Ленина, а нашей - нет. И коллектив написал письмо во ВЦИК с просьбой присвоить ей имя Сталина. Тот отозвался с юмором: мол, зачем все называть в мою честь? Вот сколько есть хороших писателей. Например, Салтыков-Щедрин... Но это все россказни. В архиве РНБ нет никаких документов о том, что коллектив обращался с просьбой присвоить библиотеке хоть какое-то имя. И это тоже задача для будущих исследователей - как следует порыться в документах Наркомпроса и ВЦИК.
- Как вы считаете, чей вклад в развитие Публички известен, а чей до сих пор недостаточно оценен?
- Пожалуйста: Михаил Иванович Антоновский. Человек, заслуживающий как минимум монографии в серии «Деятели Российской национальной библиотеки». Он был подлинным основателем Императорской Публичной библиотеки, хотя вначале ею руководил Марий-Габриель Флоран Огюст Шуазель-Гуффье. Он был главным директором императорских библиотек, к которым первоначально относилось и создающееся книгохранилище. Но именно Антоновский начал разбирать фонды будущей библиотеки еще в 1796 году. Ему принадлежит и первая система классификации.
При директорстве Шуазеля-Гуффье Антоновский обнаружил, что из библиотеки пропадают книги. Этим грешили французские специалисты, которые служили в библиотеке при Шуазеле-Гуффье, и особенно польские, считавшие, что книги из коллекции Залуских следует любыми путями вернуть на родину... В результате Михаила Антоновского из библиотеки выставили вон. Впрочем, через некоторое время, когда библиотеку возглавил Александр Строганов, он вернул Антоновского на службу.
Из нашего времени: Мария Никитична Коновалова. В 1963 году, к 150-летию открытия Публичной библиотеки для читателей, вышла в свет монография, посвященная ее истории. На титуле значилось четыре автора: Яков Хотяков, Циля Грин, Нина Ефимова и Мария Коновалова. Первые трое в библиотеке известны, а Мария Никитична осталась в тени. А между тем старшее поколение историков в 1990-е годы, когда мы трудились над созданием первого тома словаря сотрудников РНБ, не раз говорило о том, что в 1960-х годах Коновалова подготовила огромную рукопись, посвященную истории библиотеки. Куда она пропала - никто не знал...
И только в 2004 году, когда скончался один из старейших и уважаемых сотрудников РНБ Вадим Львович Парийский и его дети разбирали дома шкафы, они обнаружили там машинописную рукопись - семьсот страниц - под названием: «Организация каталогизации фондов Императорской Публичной библиотеки с 1795 по 1917 год». На мой взгляд, лучшей книги по дореволюционной истории нашей библиотеки до сих пор не создано. В 2014 году мы выпустили эту книгу в электронном виде - это было, кстати, первое подобное издание РНБ. Так что память и приоритет Марии Никитичны Коноваловой нам удалось восстановить.
- Вы обмолвились о кражах книг. Продолжим эту тему?
- Самая знаменитая кража связана с именем Алоизия Пихлера, принятого на службу в библиотеку в 1869 году по специальному императорскому указу. Дело в том, что он был непростой персоной: фактически являлся российским тайным агентом, перед которым была поставлена задача препятствовать влиянию Римско-католической церкви.
И вот в Публичке стали замечать пропажу книг. Причем в больших количествах. Например, исчезли 72 тома сочинений Вольтера в сафьяновом переплете. Подозрение пало на Пихлера, поскольку заметили, что он очень любил заглядывать в разные отделы библиотеки помимо богословского, в котором служил. Причем, как правило, в то время, когда там никого не было. А еще обратили внимание, что он несколько раз в день ходил со службы домой.
Как затем выяснилось, Пихлер в специально сшитом костюме, в котором на спине был приделан карман, каждый день уносил из Публички десятки книг. Кстати, даже летом он ходил в плаще, объясняя, что тем самым сохраняет постоянную температуру тела. Поймать его удалось с поличным при выходе из библиотеки. Оказалось, что в общей сложности он выкрал около четырех с половиной тысяч изданий. Среди них были не только богословские книги, но и руководства для танцев, токарного и пирожного ремесел... Используя же слова самого Пихлера, произнесенные им на суде, он таскал эти книги «как дрова».
Полиция обнаружила у него дома более двухсот краденых экземпляров. Часть из них - в ящиках, готовых к отправке пароходом в Германию: он продавал ворованные издания как свои собственные...
В 1871 году Пихлера приговорили к году ссылки в Тобольскую губернию, а затем к двум годам проживания в Сибири. Кроме того, с него взыскали приличные деньги «на исправление попорченных переплетов». Но уже спустя два года Пихлер был досрочно освобожден - по ходатайству принца Баварского Леопольда. Тот обратился с просьбой о помиловании к Александру II, и уже на следующий год Пихлер уехал в Германию и поселился близ Мюнхена.
- Удалось ли вернуть в Россию книги, которые он успел сбыть в Германию?
- Сие неизвестно, поскольку перед отправкой он срезал и вымарывал из них обозначение Императорской Публичной библиотеки, а на некоторые даже клеил свой экслибрис «Из книг Пихлера».
Сохранились сведения, что «облегчал» коллекцию библиотеки и ее первый правительственный комиссар Аркадий Пресс - бывший присяжный поверенный, назначенный буквально через несколько дней после Октябрьской революции. Сотрудники нажаловались наркому просвещения Луначарскому, и Пресса лишили должности.
И самая яркая история последних десятилетий - памятное многим дело Дмитрия Якубовского, случившееся в декабре 1994 года, когда были похищены древние рукописи на сумму почти 140 миллионов долларов...
- Не раз слышал: почему в РНБ до сих пор нет музея истории библиотеки?
- Честно говоря, я не сторонница этой идеи. Да, она возникала неоднократно, вопрос прорабатывали, но как только задумывались над реальным наполнением, то заходили в тупик. Мы что туда Остромирово Евангелие отдадим? Или фотографию кабинета Фауста повесим? Российская национальная библиотека сама со своими уникальными историческими интерьерами является музеем.
Изучать прошлое библиотеки, раскрывать ее историю - нужно. Обыгрывать какие-то исторические артефакты, придумывая, каким образом их можно разумно вписать в существующее пространство, - да. Но не более того. Вам не приходит в голову, почему Эрмитаж или Русский музей не создают музеи собственной истории?..
Впрочем, это мое личное мнение, многие считают иначе. В любом случае реализация этой идеи требует серьезных средств и тщательно проработанной концепции.
По материалам сайта spbvedomosti.ru