История коллекции, или Как Матисс разозлил Джойса. Интервью с Б. Фридманом

Коллекционер Борис Фридман, куратор проекта «Книга художника/Livre d'artiste», увлекся этим жанром 15 лет назад. Постепенно увлечение переросло в страсть, а с прошлого года, когда Livre d'artiste получил постоянную прописку в «Манеже», стало фактически еще одной его профессией. О малоизвестном в России жанре «Книга художника» и о будущем проекта Борис ФРИДМАН рассказал Елене Вербиной

Борис Михайлович, что побудило вас к собирательству? Почему именно книжная графика?

— Настоящее собирательство можно назвать чертой характера, заболеванием, если угодно. Кто-то умеет рисовать, а кто-то — нет. В ком-то живет собирательство, в ком-то — нет. Поскольку у меня нет других бесспорных талантов, потому, наверное, я и стал коллекционером. Я с детства, сам того не замечая, как Плюшкин, что-то собирал. И по сегодняшний день жалею о пропаже своей первой детской коллекции спичечных коробков, потрясающей, потому что в ней отразилась вся история того времени. Ну а осознанно я стал заниматься собирательством ближе к институтским годам, и да, это была книга.

Букинистическая?

— Нет, просто книга. Тогда их невозможно было достать. Черные рынки постоянно мигрировали, потому что их разгоняла милиция. На Ленинские горы и в Сокольники надо было приходить затемно. Все с фонариками ходили, смотрели, покупали, а когда светало, появлялась милиция. Книга нравилась мне и по содержанию, и как объект, а затем это переросло в любовь к книжной иллюстрации. И у меня есть довольно неплохое собрание детской иллюстрированной книги.

Это, видимо, память из детства?

— Конечно, ведь в России, вернее, в Советском Союзе, была потрясающая традиция иллюстрации для детей. И очень сильная школа. Многие хорошие художники не имели возможности зарабатывать, продавая свои картины, журнальная и книжная графика становилась им пристанищем. Тот же Илья Кабаков, мировая звезда, проиллюстрировал около ста детских книг. В моей коллекции собрано около сорока из них. Виктор Пивоваров, Эрик Булатов, недавно скончавшийся Олег Васильев — все они делали прекрасные книжки. Но и до них была великолепная школа — Аминадав Каневский, например. У меня есть прекрасное собрание Владимира Фаворского. Ближе к 80-м годам я увлекся собиранием работ художников-шестидесятников. С некоторыми был знаком лично. К сожалению, многие из них уже ушли. Совсем недавно не стало Эдуарда Штейнберга, Дмитрия Плавинского. К великому счастью, здравствует Немухин Владимир Николаевич, мы дружим.

Однако в какой-то момент я сам перестал понимать, что именно я собираю. И когда меня спрашивали об этом — затруднялся ответить. И это плохо и неправильно. Потому что настоящее собрание должно быть понятным. В отличие от накопления такое собрание — это определенная история, своего рода большой кураторский проект.

— Наверное, этого не миновать, прежде чем сосредоточиться на чем-то конкретном. Особенно если первоначальный посыл создания коллекции не связан только с выгодным вложением денег.

— Безусловно. Вложение денег — это не собрание. Этим можно заниматься, но мы сейчас про другое, про серьезно продуманное собрание, и таких собраний немного. Есть блестящий коллекционер Михаил Михайлович Алшибая, ведущий кардиолог Центра имени Бакулева. Он знает все о том, что он собирает, и это правильное занятие своей коллекцией. Что касается меня, то в какой-то момент я стал как будто раздваиваться. Мне и книга нравилась, и изобразительное искусство. И вот лет пятнадцать тому назад я встретил Livre d'artiste — Книгу художника. Это не просто иллюстрированная книга. Это было открытием, и оно меня увлекло с первых же приобретений. Я отказал себе во всем остальном ради этого. На меня некоторые художники даже обижались. Я не стал распродавать коллекцию, но я прекратил приобретать все, кроме книги художника.

— Какая книга стала первой?

— Я всегда очень любил творчество Марка Шагала, собирал о нем все: книги, альбомы — у меня их больше сотни, и думаю, что достаточно знаю о его жизни. Даже довелось познакомиться с его внучками — Беллой и Мерет. И мне очень хотелось найти «Мертвые души» с иллюстрациями Шагала. Я о них читал, но никогда не видел. Однажды за рубежом встретил одну картинку из цикла и приобрел безумно дешево у букиниста. Мне очень хотелось всю книгу, хотя тогда я не думал собирать жанр в целом. В конце концов книга оказалась у меня, и, подержав ее в руках, я просто заболел этим. Тому уж лет пятнадцать, но чем больше я погружаюсь в мир Livre d'artiste, тем дальше отодвигается от меня горизонт, и я понимаю, сколь многого еще не знаю. Это потрясающий мир. Непонятно, как и почему он обошел Россию стороной. Как могло сложиться, что уже более 20 лет мы всюду ездим, все смотрим, все знаем, все покупаем, участвуем во всех аукционах, а на это явление не обратили внимания. Все главные музеи мира располагают серьезными собраниями книги художника. Почему это не заинтересовало ни наших музейных работников, ни собирателей? Не понимаю.

— Когда вы показывали книги испанских художников в Пушкинском музее, Ирина Антонова сказала, что в наших музейных собраниях вообще ничтожно мало книг и манускриптов. Хотя в фондах Третьяковской галереи хранятся иллюстрации Шагала к «Мертвым душам».

— И в Третьяковке, и в Пушкинском, и в Эрмитаже в основном дарения. В Третьяковской галерее нет самой книги «Мертвые души», а есть набор офортов из 96 листов, подаренных Шагалом в 1927 году. Книги тогда еще не было, она появилась в 1948-м. В Пушкинском есть работы Матисса, подаренные Лидией Делекторской, и буквально еще одно-два произведения жанра Livre d'artiste. В Эрмитаже, помоему, девять книг из одиннадцати подарены Шагалом, приезжавшим в Ленинград в 1973 году.

— И как часто их показывают?

— Довольно редко. Ныне уже покойный Русаков Юрий Александрович руководил отделом графики Эрмитажа. Блестящий искусствовед, он был, пожалуй, единственным в стране настоящим знатоком книги художника и автором очень хорошей научной работы, посвященной этому жанру. Больше практически никто ничего не писал на таком уровне. При нем устраивались выставки. Но все это было робко. Тем временем наши выставки в Московском музее современного искусства, в Литературном музее, в Пушкинском, в Театральном музее и сейчас в «Манеже» показали, что интерес публики к жанру очень высок. — «Манеж» стал для Livre d'artiste постоянной площадкой?

— Я очень на это надеюсь. Это очень смелая идея, исходящая от Марины Лошак (арт-директор МВО «Манеж». — Прим. «Однако»). Весной прошлого года она предложила мне подумать над постоянной тематической экспозицией, посвященной книге художника. И мы сделали первую выставку «Издатель Воллар и его художники», начав с самых истоков. Потому что Амбруаз Воллар — это начало всей истории жанра.

— Есть ли подобные институции в Европе, в мире?

— Нет, но парижский Центр Помпиду или Музей современного искусства в Нью-Йорке обладают огромными собраниями такой книги и периодически проводят выставки. Знаете, выставок, посвященных Воллару такого уровня, как показали мы, за всю историю было три. Прижизненная в 1930 году — ее делал сам Воллар, выставка 1977 года в МоМА и еще в начале 1990-х в Германии.

Сегодня книга художника постоянно растет в цене. За ней охотятся галеристы, и это опасная тенденция, поскольку они продают рисунки порознь, разрушая целостность издания. Продав несколько рисунков, они окупают всю книгу. А сама книга, таким образом, теряет ценность. Это беда, потому что если хотя бы один рисунок отсутствует, то книга уже собирателя не интересует.

— Со временем на рынке может не оказаться полноценных изданий Livre d'artiste?

— В перспективе ситуация может сложиться так, что эти издания останутся лишь в музеях и у тех сумасшедших собирателей, которые их не отдают, а держат у себя.

— Таких в нашей стране, как я понимаю, немного?

— Почти нет. Теперь, когда стало доступно все, наши коллекционеры скупают что угодно, только не эти издания. Вот эта выставка из двух собраний: моего и Георгия Генса, моего приятеля, который лет пять назад тоже заразился этой болезнью. Другое очень хорошее собрание в Санкт-Петербурге у академика Марка Ивановича Башмакова.

— Возможно, ваши выставки стимулируют коллекционеров?

— Полагаю, что да. Многие живо интересовались этим направлением, возможностями собирательства. Это ведь очень понятное для коллекционирования направление искусства, в котором задействованы первые имена ХХ века. Да и инвестиционный интерес такого собрания очевиден.

— Еще раньше Уильям Блейк иллюстрировал свои стихи, правда, минуя типографию. Это тоже случай Livre d'artiste?

— Livre d'artiste — это тиражное издание, содержащее оригинальную печатную графику — офорт, литографию, ксилографию. А от руки это что? Один экземпляр? Это уже инкунабула. Жанр Livre d'artiste сформировался во Франции в начале ХХ века как совершенно самостоятельное явление в искусстве и к 1980-м годам фактически прекратил свое существование как массовое явление. Есть ряд формальных признаков, позволяющих относить издание к Livre d'artiste: малый тираж, обязательно оригинальная печатная графика, хорошая бумага, отсутствие переплета. Но главное — это природа самого явления, определяемая соответствующей средой. В Париже начала ХХ века сложилась уникальная ситуация, когда в одном городе собрались гениальные художники, поэты, писатели, издатели, печатники, граверы со всех стран. Книга художника была объектом их совместного творчества, одним из проявлений их дружеских отношений. Распадом именно этой среды и определяются хронологические рамки явления Livre d'artiste.

— Современные художники обращаются к этому жанру?

— Как отдельные эпизоды это существует. Но природа уже другая. А тогда это был выход их совместной энергии. Представьте, Пикассо, Миро, поэт Поль Элюар, каждый занимается своим делом. А потом они встречаются в кафе, и им хочется что-то сделать вместе. И тут же рядом Илья Зданевич. У нас, кстати, планируется персональная выставка работ Зданевича. Он ведь делал книги с Пикассо, Браком, Максом Эрнстом, Джакометти... Понимаете, они все дружили. Зданевич был очень близким другом Пикассо. Писатель Андре Суарес и художник Жорж Руо, делавший иллюстрации к его «Цирку», но в итоге написавший собственный текст «Цирк падающей звезды», дружили с Волларом. Он был генератором этой идеи — арт-дилер, маршан, торговец, а вовсе не просто издатель, как можно было бы подумать. Воллар объединил художников и поэтов. Он всех знал, и его все знали и доверяли ему. Ведь тогда это не были коммерческие проекты. Коммерческая выгода тут нереальна. Трудозатраты на эти издания редко оправдывались.

— Странно, ведь Воллар, как маршан, должен был думать о прибыли?

— Воллар все свои деньги заработал до Первой мировой войны. А после войны резко снизил свою дилерскую деятельность и даже закрыл галерею. Книгой художника он занимался больше в свое удовольствие. Когда «Мертвые души» с иллюстрациями Шагала вышли в 1948 году, их не могли продать. Коммерческого успеха не было. Это трудоемкая работа. Некоторые книги создавались по несколько лет. Жоан Миро трудился над книгой «Адонидес» 15 лет!

— Получается, Воллар придумал предложение, на которое изначально не было спроса?

— Нет, он не был так прост. Воллар — выдающийся дилер. Он создал имя Сезанну, сделав первую выставку уже 55-летнего художника, и продал 600 его работ из 850. Первым написал о Сезанне монографию. Воллар знал, каких усилий стоит продать живопись: покупатель должен прийти в галерею, узнать этого художника и т.д. Он стал делать тиражную графику, печатал папки литографий разных художников и распространял. Клиенты получали эти папки и таким образом знакомились с работами живописцев. Позже, в 1900 году, когда ему в голову пришла идея Livre d'artiste, он увидел в ней еще один способ донести эту печатную графику до публики. Решил: возьму текст и буду вкладывать в него печатную графику. При этом текст был для него абсолютно вторичен. Вообще в Книге художника текст, как ни обидно авторам, играет по отношению к изображению ту же роль, что и модель на подиуме по отношению к демонстрируемой одежде.

— Тогда как традиционно у иллюстрации была подчиненная роль. Хотя Фаворский считал, что не только иллюстрации, а все элементы оформления книги должны быть направлены на создание единого художественного произведения.

— Да, но Фаворский все-таки следовал тексту довольно точно. В Livre d'artiste есть целый ряд случаев, когда художник даже не читал произведения. В Америке до конца 1940-х годов существовал Limited Edition Club, библиофильский клуб, издававший обычные переплетенные книги. На выставке в Пушкинском музее была представлена книга «Лисистрата» Пикассо, изданная этим клубом. Для них как раз текст был очень важен. Они брали текст, заказывали заново иллюстрации, выпускали небольшой тираж — полторы тысячи экземпляров и распространяли по подписке. Особенность этих тиражей была в том, что на последней странице книгу подписывали художник и автор, если здравствовал, — произведения порой издавались древние. Клуб работал с Пикассо, Матиссом, а из наших художников в 1928 году они заказали иллюстрации к «Анне Карениной» Пискареву Николаю Ивановичу, блистательное издание с цветными ксилографиями.

В 1934 году Матисс сделал для них шесть литографий к «Улиссу» Джойса. А книги переплетенные, и невозможно же послать весь тираж полторы тысячи на подпись. Поэтому отсылали полторы тысячи последних страниц на подпись художнику и автору. После чего книги переплетали. Так вот Матисс подписал весь тираж. А Джойс подписал 150 или 180 экземпляров, тут мнения расходятся, и попросил показать иллюстрации. Ему принесли эти шесть литографий, он посмотрел на них и спросил: а как это связать с моим текстом? Спросили у Матисса, как ответить господину Джойсу. Тот сказал: не знаю, потому как я книгу не читал. Это передали писателю. Тот был настолько обозлен, что отказался подписывать остальной тираж. Книга так и существует: около 200 экземпляров с обеими подписями, а остальные только с одной — Матисса.

— В современной иллюстрации, с одной стороны, у нас великолепная школа, а с другой — качество многотиражных иллюстрированных изданий оставляет желать лучшего. Вы следите за ситуацией?

— Ситуация мне крайне не нравится, особенно в детской книге. Отсутствуют рисованные книги, большинство аляповато выведены из компьютера. Вы зайдите в детский отдел любого книжного — посмотрите, что за кошмар там творится. А вот Леонид Тишков, прекрасный художник, сейчас сделал изумительную детскую книжку «Мальчик и луна» — сам написал и сам нарисовал картинки. Это чудесный образец того, как сегодня надо бы делать иллюстрированную книгу.

— С чем связан упадок тиражной иллюстрации?

— С упадком общего уровня культуры. Я бываю периодически в Соединенных Штатах, которые у нас принято ругать. Мы, мол, умные, а они там все — дураки. Так вот у этих «дураков» в городке на 50 тысяч жителей — роскошнейшая библиотека. Несмотря на электронные книги и интернет, люди этой библиотекой пользуются. Недавно был в Бостоне, искал книгу к следующей выставке. Издание тридцатилетней давности, и я не был уверен, что разыщу. Но в городской библиотеке оказались два экземпляра. Книгу можно взять с собой, и вообще все книги стоят там для того, чтобы их брали читать. Библиотеки — вот показатели культуры и уровня людей. Я уж не говорю о музеях. Боже мой, мы ходим и молимся на наш Пушкинский. На Третьяковку нарадоваться не можем. А там почти при каждом университете есть музей. И какой! Масштабную выставку живописи Жоржа Руо я встретил в музее Бостонского колледжа. Вот где мы серьезно проигрываем, не отдавая себе в этом отчета. А культура — это то, на чем держится нация. Нацию можно объединить только вокруг этого.

— Борис Михайлович, как вы отозвались на эту идею создания музея книги, не было беспокойства за коллекцию?

— Напротив, когда я открываю эти книги, листаю, мне становится жутко обидно, что этого никто кроме меня не видит. А вот слова «музей», честно говоря, избегаю. Я бы назвал нашу деятельность крупным проектом музейного уровня. В таком виде нашей институции гораздо легче существовать. Нам не нужно делать отчеты, заботиться о бюджете. Решение всех этих вопросов берет на себя МВО «Манеж». Нам надо только работать. Это идеальная форма.

— У вас уже составлен выставочный план?

— На несколько лет. В этом году мы покажем выставки мирового, на мой взгляд, уровня. Ближайшая будет посвящена сюрреализму в Livre d'artiste. Это сложная, но очень интересная тема, поскольку весь сюрреализм вышел из книги, зародился в поэзии. Ведь художники взяли слово «сюрреализм» у поэтов. Его придумал Гийом Аполлинер, назвавший свою пьесу 1917 года «Сюрреалистическая драма». На русский язык переведена книга Пьера Декса «Повседневная жизнь сюрреалистов», и он там об этом пишет. Мы покажем на выставке основные работы художников-сюрреалистов Миро, Дали, Макса Эрнста, Де Кирико, Андре Массона, которого здесь никогда не выставляли. Именно с Массона начиналось в 1920-х годах издание первых книг Поля Элюара.

Будут выставки, посвященные разным темам и техникам. После сюрреалистов хотелось бы сделать экспозицию «Цирк великих художников». На выставке Воллара был представлен цирк в изображении Руо, а ведь есть еще цирк Фернана Леже, Марка Шагала, роскошный цирк Ганса Эрни. Они в этой теме отвели душу по полной. Еще намечена выставка «Скульпторы в Книге художника», где будут представлены работы Родена, Майоля, Генри Мура, Цадкина, Лорана, Джакометти. Кстати, надо понимать, что кроме музейного мы еще и огромный образовательный, просветительский проект.

— Никогда не слышала, чтобы где-то читали курс Livre d'artiste.

— Это наша беда. Вот вам и ответ на вопрос, почему в России до сих пор не знают об этом жанре. Я предложил обзвонить вузы и пригласить на выставку студентов. Вроде бы это было сделано. Но реакция, на мой взгляд, была недостаточной. Убежден, что посещение такой выставки должно было быть просто включено в план занятий. Иначе где еще студенты узнают, как, например, делал компоновку книги Рауль Дюфи? Это же лучше любого учебника. Когда была выставка в Пушкинском музее, я по просьбе музея провел экскурсию для его сотрудников и с радостью продолжил бы такую практику в дальнейшем. Масса информации остается за пределами аннотаций, сопровождающих экспозицию.

— Вы планируете приглашать работы из зарубежных собраний?

— Пока в этом нет необходимости, но делать выставку работ Зданевича мы, например, будем совместно с его сыновьями, живущими в Марселе.

— Будут ли гастроли у ваших выставок?

— После выставки в Пушкинском уже была выставка в Перми. Но, откровенно говоря, это хлопотное занятие для меня. Потому что многое приходится делать самому. Юрий Аввакумов проделал блистательную работу с пространством экспозиции выставки Воллара и очень здорово спланировал архитектуру стенда. Но всю развеску, включая отбор работ, их расположение на стенах, написание текстов, — все это я делал сам. И эту работу на данном этапе трудно передоверить кому-то. Я не знаю у нас специалистов, достаточно глубоко владеющих этим материалом, да и опасения за сохранность работ играют не последнюю роль. Понимаете, если пропадет один лист из книги, все — книга потеряна. Относительно «гастролей». Я почти уверен, хотя такой цели у меня нет, что эти выставки от нас поедут в том числе и за рубеж. Атташе по культуре Франции сказал, что такой выставки Воллара в Париже давно не было, ее бы там показать. Так что, захотят они ее увидеть в Париже — тогда и будем об этом думать.

— Вы следите за реакцией публики?

— Одну книгу отзывов сразу исписали. Я вторую положил.

— И что пишут?

— Девяносто процентов благодарны за возможность открыть для себя Книгу художника. Конечно, заходит молодежь, которая иногда любит подурачиться. Есть запись, что Пикассо и Шагал профнепригодны. И это тоже нормально. На такой выставке надо понимать одну простую вещь: все, что здесь выставлено, — это произведения искусства мирового значения. Не важно, что вы или я о них думаем, потому что все они уже вошли в историю. Поэтому книга отзывов лежит не для того, чтобы узнать что-то про экспозицию, а для того, чтобы узнать про тех, кто пишет. Люди разные. Мне тоже, может, не нравится то, что по нраву другим. Я многого не понимаю в современном искусстве. Но ко всему, на мой взгляд, надо относиться терпимо. И Livre d'artiste в свое время была абсолютным новаторством. Ведь Воллара за первое издание иллюстраций Пьера Боннара издатели с грязью смешали: мол, что за мазня, нельзя с книгой так обращаться. Сегодня это одно из самых значительных изданий ХХ века, положившее начало новому направлению в искусстве — Livre d'artiste/Книга художника.

По материалам сайта Однако