Из дома вышел человек. Жизнь Даниила Хармса
К.Ларина― 15 часов 12 минут. Начинаем программу «Книжное казино». Здесь в студии ведущие передачи Ксения Ларина – это я. Майя Пешкова.
М.Пешкова― Это я, здравствуйте.
К.Ларина― А наши гости сегодня – издательство «Корпус». Варвара Горноставева – главный редактор, Варя, приветствую
В.Горностаева― Здравствуйте.
К.Ларина― И Валерий Шубинский – писатель, историк литературы, автор произведения, которое сегодня мы и будем вам дарить и представлять. Это книга называется «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру». Валерий, здравствуйте.
Д.Шубинский― Здравствуйте.
К.Ларина― Дорогие наши слушатели. Угадайте, чего у меня нет. Ну, надеюсь, что появится, как обычно все. Я напомню номер смс +79859704545. Для ваших ответов на наши вопросы. Там посмотрим дальше по ситуации, как мы будем эти вопросы задавать. На смс или, может быть, телефон включим. Даже не знаю, какой вопрос-то дать на смс, Варь, чтобы отвечали, думали. Какой, первый, второй, третий, четвертый? На, сейчас нам Варя скажет. Как вы думаете?
В.Горностаева― Третий.
К.Ларина― Третий?
В.Шубинский― Или первый.
К.Ларина― Очень длинно. Да.
В.Шубинский― Давайте третий.
К.Ларина― Итак, внимание, вопрос для вас. Что значит буква у в аббревиатуре ОБЭРИУ? Ну, я думаю, что ОБЭРИУ вы знаете. Тем более. Мы про Хармса говорим. Итак, пожалуйста, там, в принципе, можно расшифровать эту аббревиатуру, наверняка, вас заинтересует, что значит буква У. Скажите нам об этом. Так, ну а теперь давайте мы представим для начала все книжки, которые у нас есть в розыгрыше. Майя. Может быть ты нам скажешь?
М.Пешкова― Конечно, сегодня самая главная книга – это книга о Хармсе. Я так понимаю, что это издание очень давно готовилось?
В.Шубинский― Ну, вообще это я думаю, не будет секретом, сказать, что это второе издание книги. Первый раз эта книга была издана в 2008 году в петербургском издательства «Вита Нова». Ну, это петербургское издание было, как все издания этого издательства, очень красивым, очень дорогим. Малотиражным, как я понимаю, оно давно распродано. И издательство «Корпус» заинтересовалось этой книгой и издало ее снова. Но новое издание кроме доступности, а надо сказать, что книги издательства «Корпус» тоже очень красивые, но при этом гораздо более доступные по цене, оно отличается еще и содержанием. Книга была расширена, дописана, в некоторых отношениях исправлена. Потому что за эти годы появились новые публикации. Материалы, касающиеся Хармса. Некоторые материалы были мне предоставлены исследователями еще в неопубликованном виде. И поэтому тем, кто интересуется биографией Хармса, я бы советовал читать именно это новое издание.
К.Ларина― Молодец, поработал издатель со своим автором.
В.Горностаева― Нет, просто у нас такие авторы.
К.Ларина― Просто выполнил всю задачу абсолютно, все правильно, речь написана идеально. Ну. Дополнения, пожалуйста.
В.Горностаева― А что тут можно дополнять? Очень красиво. С большим количеством иллюстраций. Это очень важно на самом деле для такой книги. Два слоя иллюстраций. Иллюстрации по тексту, которые сопровождают рассказ, и цветные замечательные вкладки, которые мы так любим делать обычно в наших изданиях.
К.Ларина― Варь, ну ты скажи мне, вот то, что рассказывал нам Валерий, ты эту книжку прочитала, когда она первый раз вышла в другом издании? В.ГОРНОСТАЕВА: Нет, я не буду врать. Нет, я ее прочитала уже потом. Когда мы сами издали. У меня так получается, что читаешь все больше только то, что выходит у тебя. Нет. Просто мы как-то разговаривали с Валерием и решили, что надо как-то восполнить этот пробел, потому что действительно замечательное издание «Вита Нова», но совсем недоступное для широкой публики. А мы все-таки, напоминаю всем, работаем, наша задача такая, все-таки мы привлекаем как можно большее число читателей.
К.Ларина― Ну а все-таки, Валерий, до вас. что называется, были попытки именно такое биографическое сделать сочинение Хармса?
В.Шубинский― До меня – нет. Одновременно со мной над биографией Хармса работал Александр Кобринский – известный исследователь ОБЭРИУтов. И моя книга была дописана несколько месяцев раньше, чем книга Кобринского. Но его книга на месяц или два раньше вышла. Поэтому формально именно его биография первая. При том, что работа шла параллельно. Он работал для издательства «Молодая гвардия» для серии ЖЗЛ. У его книги есть свои достоинства. Есть, вероятно, и недостатки. С моей стороны было бы некорректно ее оценивать. Но у нас были разные задачи, как мне кажется. Мне кажется, что задачей Кобринского, как историка литературы в узком смысле слова, как литературоведа, было описание пути Хармса, как писателя. Я все-таки, вот правильно было сказано, писатель и историк литературы, в первую очередь писатель, во вторую очередь историк литературы. Я не академический ученый. И для меня в первую очередь была интересна личность Хармса. Интересна была биография Хармса, как сюжет, мир, окружающий Хармса. Как некий литературный материал. Но это не значит, что моя книга беллетристическая или полубеллетристическая. Это нон-фикшн в чистом виде.
К.Ларина― Ну, вы знаете, это тот самый случай, если говорить об этой фигуре, на мой взгляд, когда творчество является абсолютным зеркальным отражением судьбы. Это только кажется, что у него для людей, которые не очень вообще представляют, что такое творчество Хармса и его товарищей ОБЭРИУтов. Это кажется, что какой выдуманный мир. А на самом деле он гиперреальный. И в этом, как мне кажется, главная и опасность была таких людей для режима советского. Или это мои фантазии?
В.Шубинский― Ну. Я бы не сказал, что это мир гиперреальный. Я не думаю, что… то есть понятно, что мир 20-30-ых годов можно было увидеть и так. Но я не думаю, что если мы станем читать газеты того времени, например, или какие-то документы того времени, мы увидим что-то подобное хармсовскому миру.
К.Ларина― Ну, в газетах не печатали то, что подобно реальному миру.
В.Шубинский― Я имею в виду даже документы, более мене отражающие реальность. Даже если бы мы просто оказались в этом мире в начале 20-ых годов, всегда ли мы увидим, скажем, сюжеты из хармсовских случаев.
К.Ларина― А нравы, а общественная атмосфера.
В.Шубинский― Ну, нет. Хармсовский мир замечательный именно тем, что он внутренне самодостаточен. Что это мир, созданный свободной волей художника. Разумеется, есть некоторые последние рассказы Хармса, такие как «Помеха». Они кажутся уже более менее реалистичными. Но понятно, что такой писатель, как Хармс, он какие-то элементы абсурда, безумия смог бы извлечь из любой реальности. Вот, например, сверстники Хармса, жившие на западе. Они делали какие-то вещи местами очень похожие, скажем, французские абсурдисты. Скажем, Ильдефонс Галчиньский, который жил в Польше. Его сценки местами очень похожи на сценки Хармса. Можем ли мы сказать, что реальность тогдашней Польши совпадала с реальностью советского союза? Нет. Такие люди, как Хармс, были опасны. Не то, что опасны, они были нежелательны. Они были обречены в советском мире в силу внутренней чужеродности этому миру, в силу внутренней невозможности существовать на одной с этим миром волне. Но видеть в произведениях Хармса облечение сталинизма – это крайнее упрощение.
К.Ларина― Ну, я имела в виду не то. Нет, мне как-то обидно, что вы не так меня поняли, я совсем не это имела в виду. Не обличение, а, как мне кажется, абсолютно настоящая жизнь, которая пыталась, как бы вам сказать, камуфлировалась, закрывалась, как бы закрывалась в такие разные прекрасные одежды. А на самом деле была страшная и жуткая. И вот эта жуть, она из его даже самых анекдотических вещей. Она проступает, не заметить этого не возможно. Это не обличение режима, это, мне кажется, ужас от того, что происходит с человеком, а не про режим.
В.Шубинский― Несомненно, это так. Но это ощущение антропологического ужаса. Оно присутствует в творчестве Хармса и в творчестве ОБЭРИУтов. Но, несомненно, оно связанно с особенностью Хармса и Введенского. Но это связано и ощущением существования, как будто после конца света. Ощущение абсолютной чужеродности окружающему миру. Его абсолютной дикости. Да. Это, несомненно, присутствует. Но это мотивировалось для того же Хармса совершенно не так, как мотивируется это для нас. Надо это понимать. Вот мы вчера говорили на эту тему в частности с Глебом Алексеевичем Моревым. Вчера я тоже касался этого, выступая в магазине «Москва». Понимаете, мы сейчас видим, что мир, окружающих Хармса, был именно таким, в силу каких-то социальных условий. А Хармс, он себе говорил, что я — человек политически не мыслящий. У него не было ощущения, что где-то за пределами советского союза существует мир иной. У него не было ощущения, что до 17 года мир был иным. Наоборот. У Хармса, Введенского было ощущение, что мир, наконец, оказал себя, что мир на самом деле есть. Спали украшения, спали какие-то одежды, скрывавшие его подлинную суть. По сути своей он таков. Введенский говорил, что у нашего времени есть свои достоинства, у людей больше повода думать о Боге и о смерти. Я думаю, что дело обстоит так. И в то же время сводить творчество Хармса к этому ужасу тоже нельзя, потому что ужас в чистом виде не рождает искусство. Искусство рождается из более сложного комплекса ощущений.
К.Ларина― А какие самые вот распространенные мифы существуют сегодня в отношении Хармса, с которыми вам бы хотелось, чтобы все-таки читатель уже расстался? Ведь есть же целая мифология, связанная и с ОБЭРИУтами и даже с самим Хармсом.
В.Шубинский― Ну, это мифы скорее не фактические, да? Это скорее некие упрощенные образы Хармса. Есть упрощенный образ Хармса. Такого Хармса-клоуна, скажем. В жизни его было очень много игры, он стремился превратить свою жизнь в какой-то бесконечный спектакль. Это было нечто вроде жизнетворчества. Но, в отличии от жизнетворчества символистов, это жизнетворчество носило в основном защитный характер. Это была форма защиты от окружающего мира. А отчасти это была компенсация невозможности внешней самореализации. Вот Леонид Савельевич Липавский, он один из друзей Хармса, философ, он в 33 году в ходе тех разговоров, которые велись у него дома, которые были им записаны, он говорил о том, что всем нам не хватает журнала, а Хармсу не хватает еще и театра. У Хармса не было этого театра, и он превратил в театр собственную жизнь. Но надо отдавать себе отчет в том, что кроме вот этого театрализованного Хармса, который сам себя таким создал, кроме этого существовал и Хармс иной, для себя. Вот если мы посмотрим тексты Хармса, мы увидим, что даже его письма друзьям, знакомым, это театр — бесконечная игра. Причем в ней ужасное очень тесно пересекается со смешным. Вот это то, о чем мы с вами только что говорили. Говорить о чистом ужасе в данном случае неправильно. В 40-ом году незадолго до смерти он познакомился с произведениями Кафки, как раз тогда Кафку открыли, и дошло это как-то и до советского союза. И в той компании, к которой принадлежал Хармс, читали его рассказы. И Хармсу Кафка не понравился. Он сказал, что ему не хватает юмора. Это очень важно для понимания Хармса. Казалось бы, близкий ему мир, писатель. Но Хармсу в Кафке не хватает юмора. Вот эта игра Хармса, она постоянно включала в себя элемент такого очень жесткого беспощадного черного неприятного для человека юмора. А если мы посмотрим дневники Хармса, там этого юмора нет. Там этой игры нет. Там есть чистая боль, отчаяние. Там человек беззащитный перед окружающим миром. Был и такой Хармс, об этом не надо забывать.
К.Ларина― Насколько он был счастлив в своей частной жизни?
В.Шубинский― Он не был счастлив в частной жизни. Он был два раза женат. Первую свою жену Эстер Русакову он безумно любил. Причем это началось в очень ранней юности. Они встречались, как я понимаю, ему было лет 18, ей было вообще 16, когда все это началось. В 28-ом году, когда Эстер было 19 лет, а Хармсу 22, они зарегистрировали брак, причем при обстоятельствам довольно драматичных. Потому что отца ее должны были выслать из Ленинграда. И для нее брак был какой-то формой защиты. Уже через 2 или 3 года они расстались. Для Хармса все это было очень драматично. Образ ее постоянно преследует его. Она анаграмма ее постоянно присутствует в его рукописях. Но проблема была даже не в том, что его семейная жизнь не сложилась, проблема в том, что она совершенно не понимала его творчества. Со второй женой Мариной Владимировной Малич он познакомился несколько лет спустя. И там на такой духовном уровне было больше взаимопонимания. Но жизнь была далеко не безоблачной. Были и обоснованные проявления ревности со стороны жены Хармса, был и момент такого полуразрыва в 37-38 году. Вот интересная вещь, что, хотя Хармс ощущает именно конец 30-ых годов, как…
К.Ларина― Валерий, простите ради Бога, я вас должна прервать, потому что у нас сейчас выпуск новостей, да? С этого места начнем.
В.Шубинский― Хорошо, с этого места начнем.
НОВОСТИ
К.Ларина― Возвращаемся в программу «Книжное казино». Сегодня в нашей студии издательство «Корпус». Главный редактор Варя Горностаева. И Валерий Шубинский, который представляет в нашем эфире свою книгу «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру». Безусловно, Хармс — очень популярное имя. Особенно сейчас. У нас оно употребляется круглые сутки даже теми, кто никогда не открывал его произведений. «Ну чистый Хармс!»
В.Шубинский― Да, это очень важная вещь. Потому что вот в чем отличие загробного бытования Хармса от бытования его друзей, ведь никто же не скажет «ну чистый Введенский». Потому что он помимо того… что он оставил после себя кроме текстов, да? Во-первых, оставил некий образ. Вот мы воспоминаем всегда этого человека, который идет по улице в гольфах, крохотной курточке бархатной, крохотной кепочке. И ведет таксу, которую называли, в прочем, мы не будем говорить, как ее звали. Это нам скажут наши слушатели.
К.Ларина― Ну. Кстати, я могу задать уже этот вопрос. По телефону вы на него будете отвечать, пока подумайте. Как звали таксу Хармса, ее полное имя нам назовите.
В.Шубинский― Да. Это только один из образов Хармса. Были другие образы. Ведь он же не только шапочку носил на голове. Он мог и в пекарском колпаке пройтись по улице. И даже в мешочке, простите, от туалетной бумаге. Но обычно все-таки была вот эта кепочка. Это англичанистый вид. Кстати, прозвище Мистер Твистер — это же было прозвище Хармса, так его звали в биллиардных ленинградских. Им воспользовался Маршак..
К.Ларина― А, то есть это оттуда. Я думала, что наоборот. Что из Маршака.
В.Шубинский― Нет, это было прозвище Хармса.
К.Ларина― Как интересно.
В.Шубинский― А с другой стороны, Хармс стал символом определенных жизненных ситуаций. Вот что такое чистый Хармс? Вот очень интересно. Когда мы говорим Кафка и когда мы говорим Хармс, мы это говорим в разных случаях. Кафка мы говорим, если это какая-то иррациональная ситуация, тяжелая, абсурдная, содержащая элемент безвыходности. А Хармс мы говорим, если это тоже иррациональная, абсурдная ситуация. Тоже содержащая элемент безвыходности, но при этом смешная в своей эксцентричности.
К.Ларина― В своей идиотичности.
В.Шубинский― Да, и вот этот смех – он и есть выход, он и дает нам выход из этой ситуации. Именно в этом, мне кажется, особенность хармсовского мира. Благодаря тому, что он смешной, он не безвыходен.
К.Ларина― Значит, смотрите. У нас есть наши победители, которые уже правильно ответили про букву «У» в ОБЭРИУтах, которая ровным счетом ничего не значит.
В.Шубинский― Да, аббревиатура ОБЭРИУ – это была организация, которую создал Хармс и его друзья: Александр Введенский, Николай Заболотский, Николай Олейников. Он формально не был членом ОБЭРИУ, но участвовал в закрытых собраниях. А также Игорь Бахтерев. А также Константин Вагинов недолгое время входил в состав. Также несколько людей менее известных. Называлось это «объединение реального искусства». Последняя буква ничего не значит. Она добавлена, ну, вот для красоты. Или в этом было проявление такой ОБЭРИУтской эксцентрики.
К.Ларина― Ну, вот об этом знают многие наши слушатели. Однако, победители: Анатолий, последние цифры телефона 85, Елена 78, Андрей 56, Слава 71 и Влад 68. Мы не сказали еще про другие книжки, давайте скажем сейчас. Чтобы наши слушатели понимали, что кроме книг Валерия Шубинского, мы сегодня еще отдаем книги. Ну, пусть Варя нам скажет.
В.Горностаева― Мы еще отдаем книгу Олега Хлевнюка, которого слушатели, наверняка, помнят, потому что он уже дважды, по-моему, бы на «Эхе» у Сергея Бунтмана. История Олега Хлевнюка, которая посвящена Сталину. Это биография Сталина с подзаголовком жизненного вождя. И вот то же самое можно сказать и о книгах Шубинского. И о многих книгах, которые мы издаем. Это тот самый способ не фальсифицировать историю всеми сторонами. Просто погрузиться в достоверность и факты. И вот Олег Хлевнюк – серьезнейший ученый, который привык писать академические работы и работать в своей области, а он специалист по истории 20-60-их годов. Самая-самая интересная история для нас сегодня. И он написал книгу, которую можно читать. То, что называется, широкому читателю. С одной стороны это такой исторический труд, с другой стороны, написана так, что нам с вами ничего не стоит понять какие-то вещи, которые мы раньше не понимали и не знали, не хотели понимать. Она вышла недавно. Дальше книга единственная, между прочим, художественная книга в этой нашей сегодняшней подборке. Это книга Елены Бочоришвили, которая называется «Только ждать и смотреть». Это очень интересный автор. Она живет в Канаде, пишет по-русски. При этом пишет о каких-то замечательных, знакомых нам по множеству грузинских фильмов, вот это такая грузинская жизнь узнаваемая очень. Она замечательно пишет, у нее совершенно свой особенный язык. И ее очень полюбил Владимир Сорокин, который написал о ней отзыв. Она действительно очень интересный автор. Именно потому что в ее книжках вот этот вот невероятный замес канадско-тбилисско-московский истории судеб. Она пишет такие либо маленькие романы. Или это можно назвать небольшими романами или наоборот, большими рассказами. Это непонятная форма, но очень симпатичная. И последняя книга, это даже не нами сделанный сборник, а редакцией журнала «Сноб», они в свое время решили, что они хотят собрать ведущих сегодняшних ученых по очень разным проблемам сегодняшнего нашего существования общего. Земного, глобального. И устроить такой цикл публичных лекций по разным вопросам. Собственно. они это и сделали, после чего обратили эти лекции в книгу. Там очень интересные и важные на сегодняшний день…
К.Ларина― То есть такой научпоп.
В.Горностаева― Это совершеннейший в чистом виде научпоп. Там лекции Максима Кронгауза, Ирины Прохоровой, Александра Аузана и многих других.
К.Ларина― Это первый опыт издания такой книжки у вас, сборника таких статей?
В.Горностаева― У нас, пожалуй, да.
К.Ларина― Мне кажется, это может вырасти в серию хорошую, судя по заявке еще дизайнерской.
В.Горностаева― Да, она называется «Почему наш мир таков, каков он есть». Весь этот цикл назывался «Природа. Человек. Общество». Вот, собственно, все из нашего сегодняшнего улова.
К.Ларина― Раз пока мы остановились на небольшую передышку в нашем путешествии по Хармсу и его судьбе, давайте я скажу про рейтинги продаж. Напомню, это еженедельные списки, которые мы вам предоставляем в трех крупнейших магазинах: «Москва», «Библио Глобус» и «Московский дом книги». Ну, вот, смотрите. Давайте я начну 7-9 место. Наринэ Абгарян – замечательная писательница, «С неба упали три яблока». Вот книжка, которая вошла в этот рейтинг совсем недавно, новенькая. Еще чуть выше Мария Метлицкая «Вечный запах флоксов». Дальше у нас Михаил Веллер «Бомж», его новая книга. Книга «Щегол», которую мы читаем и читаем, уже второй сезон пошел, как она не сходит с этих строчек. Я напомню, что книга Донны Тарт «Щегол» вышла как раз в издательстве «Корпус», молодцы, угадали. Стивен Кинг «Возрождение» чуть выше. Дальше Дэниел Киз «Таинственная история Билли Миллигана». Дальше Виктория Токарева, это уже второе место. «Муля, кого ты привез?». И на первом месте уверенно держится вот уже 15 недель Татьяна Устинова «Чудны дела твои, господи». Вот он, чистый Хармс. Кстати. Друзья мои, вопрос вам задан был, как звали таксу Хармса. Давайте мы попробуем на него ответить по телефону прямого эфира. Возьмите наушники, у вас там тоже должны быть, давайте послушаем, кто у нас правильно ответит на этот вопрос. Так, ну что, пробуем? Але, здравствуйте.
Слушатель― Чти память.
К.Ларина― Ой, что это.
В.Шубинский― Чти память.
К.Ларина― Это было правильно, да?
В.Шубинский― А дальше?
К.Ларина― Отключился телефон, давайте еще раз. Ну ладно, начало положено. Давайте дальше. Так, але, здравствуйте. Але.
Слушатель― Але. Здравствуйте. Собаку Хармса звали Чти-Память-Дня-Сражения-При-Фермопилах.
В.Шубинский― Правильно.
К.Ларина― Как зовут вас?
Слушатель― Элла.
К.Ларина― Элла, спасибо большое. Ответ совершенно верный. Ну, я думаю, что за это время наши слушатели могли погуглить и, наверняка, отыскали этот ответ. Ну, это такой прикол, как я понимаю.
В.Шубинский― Да, ну коротко ее называли Чти, но вообще, имена животных – это тоже была такая форма хармсовской игры, например, у близкой знакомой его Алисы Порет была собака, которую звали Хокусавна, ну тоже смешное имя, овчарка. И Хармс давал ей каждый день новые имена. Например, одно из имен была Бранденбургский концерт. И старая нянька Алисы, которая гуляла с этой собакой, она послушно запоминала эти имена, запоминала ли собака – не знаю. Но в воспоминаниях Алисы Порет есть эпизод, когда музыковед Флертинский, встречая на улице няньку с собакой, наклонился к собаке, сказал: «Привет, Хокусай!». На что нянька строго сказала: «Сегодня их зовут Бранденбургский концерт».
К.Ларина― Все включались, ближний круг.
В.Шубинский― Да, и Флертинский, естественно, был в полном восторге.
К.Ларина― Ну, все-таки давайте, мы должны поговорить о трагических страницах его жизни. Тем более, собственно, счастливых, как мы знаем, можно по пальцам пересчитать в этой жизни.
В.Шубинский― Да, ну вот мы начали говорить о его второй жене. О Марине Владимировне Малич. И она была с Хармсом почти до самого конца, до его ареста летом 41 года.
К.Ларина― Второй арест.
В.Шубинский― Это был его второй арест. Да. Первый арест был в 31 году. Тогда, как я думаю, это моя гипотеза, планировался большой процесс о вредительстве в детской литературе. Были арестованы Хармс и Введенский, и Бахтерев. Почему были арестованы они? Хармс. Потому что он были очень, прежде всего, очень успешным молодым детским поэтом, о котором много говорили и много писали. С другой стороны, Хармс, Введенский и Бахтерев тоже входили в группу ОБРУ, которая была к тому времени заклеймена в советской печати. С третьей стороны, Хармс и Введенский были посетителями дома Петра Калашникова, где велись эти советские разговоры. Вот вокруг них все и вертелось. Потом санкции на процесс из Москвы не последовало, показания, данные на Маршака и других, попали в нрзбр. И можно сказать, по тем временам, что он отделался испугом.
К.Ларина― Сколько он был под следствием?
В.Шубинский― Он полгода повел в заключении, год провел в ссылке в Курске. Но вот опять же, то, что его ссылка была столь короткой и столь недолгой, это была еще заслуга его отца, Ивана Павловича Ювачева, народовольца, который мобилизовал свои связи.
К.Ларина― А второй арест, это было…
В.Шубинский― Второй арест был летом 41-ого года.
К.Ларина― Перед войной, да?
В.Шубинский― Нет, не перед войной, а в начале войны. Это было именно в обстановке начинающейся блокады. И инкриминировались ему пораженческие разговоры, видимо, в гостях у одного из знакомых журналистов Евгения Эдуардовича Сно.
К.Ларина― Слушайте, ну это вообще, я смотрю дату, 23 августа 41 года, месяц прошел, как война началась.
В.Шубинский― Два месяца прошло. И город уже окружали. И Хармс, я мгу процитировать те разговоры, которые приписывались ему следствием. Ну, мы как раз обсуждали с тем же Моревым вопрос, насколько эти разговоры адекватны.
К.Ларина― По доносу, естественно?
В.Шубинский― Даже не по доносу, в том-то и дело, что у нас доноса нет. Доносы наши спецслужбы хранят, через 60-70 лет не выдают источники. Видимо, считая, что праправнук арестованного человека пойдет совершать вендетту. Иначе это объяснить не могу. Но существует заключение следователя, составленное на основании этого доноса. И вот в этом заключении я почитаю, что там написано. «Советский союз проиграл войну в первый же день. Ленинград теперь либо будет осажден, или умрет голодной смертью, либо разбомбят, не оставив камень на камне. Тогда же сдастся и Балтфлот. Москву уже сдадут после этого без боя. Если мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру. Пусть меня расстреляют, но форму я не одену. В советских войсках служить не буду. Не желаю быть таким дерьмом. Если меня заставят стрелять из пулемета с чердаков во время уличных боев с немцами, то я буду стрелять не в немцев, а в их из этого же пулемета. Для меня приятнее находиться у немцев в концлагерях, чем жить при советской власти». Ну, понятно, что это какие-то реплики, вырванные из контекста разговора, искаженные, затем каким-то образом переписанные следователем в соответствии с его собственным интеллектуальным уровнем. Но вполне можно представить себе по тому, что мы знаем о настроениях людей в Ленинграде, что человек говорит, что все пропало, город сейчас возьмут. А мог вполне человек в этой ситуации сказать, что чем скорее возьмут, тем лучше, потому что меньше будет жертв. Вполне это было возможно. И мог человек сказать, что нам сейчас раздадут пулеметы, чтобы защищать улицы. Вот они не смогли обеспечить оборону города, а нам эти пулеметы раздадут, самих бы их из этого пулемета. Мы можем вполне войти в положение человека, находящегося в той ситуации, тем более человека возбужденного, нервного, может быть, не очень трезвого. Мы же не знаем, в какой ситуации эти разговоры велись. Вообще настроения людей менялись изо дня в день в начале войны. Вот есть, например, свидетельства о Льве Ракове. Это был такой искусствовед. В начале войны свидетельства Надежды Нойревны Раковой. Я ее знал, она человек вполне заслуживающий доверия. И с хорошей памятью до конца своих дней, она умерла в 95 дет. Вот Раков говорит, ему говорят, что вот ужас, сейчас немцы возьмут город. Он говорит: «Ну, возьмут. Но они же долго не удержатся. За ними придут англичане. И мы все будем читать Диккенса». Это говорит человек в первую неделю войны. Буквально через несколько недель после этого он уходит в ополчение. Он всю войну воюет, а после войны он директор музея обороны Ленинграда. Вот. Есть дневники Ольги Берггольц, где она пишет, записывает свои разговоры с Ахматовой, где они говорят друг другу, как мы ненавидим Гитлера, Сталина, всех, кто начал эту безумную войну. Но уже через несколько месяцев их настроение меняется. И уже оказывается, что все не так симметрично для них. Поэтому вот эти разговоры Хармса вполне возможно, что этот донос действительно был основан на каких-то реальных разговорах. Просто он вел их не в том месте не в то время.
К.Ларина― А можно еще вопрос. Я думаю, что все, что вас интересует, вы прочтете подробности в этой книге. Но, тем не менее, то, что касается места его смерти. Это психушка. Там действительно что-то случилось у него по медицинский показаниями?
В.Шубинский― Да нет. Это была симуляция, заготовленная заранее. Он еще в 39-ом году очень талантливо симулировать шизофрению, чтобы не идти на финскую войну. И получить белый билет. А при аресте он сознательно по заранее заготовленному сценарию симулировал сумасшествие. Был отправлен на медицинское обследование в больницу на Арсенальной улице. Но на самом деле может быть, если бы он этого не сделал, было бы лучше. Потому что заключенных из города отправляли в Новосибирск. Может быть, и его отправили бы. Может быть, он и жив остался. А так его оправили на медицинское обследование. Он там провел два месяца, а через два месяца уже никого никуда не отправляли. И он остался в этом сумасшедшем доме в блокадном городе. И умер от голода в феврале 42 года. Так что это была симуляция, но, к сожалению, путь, по которому он пошел, оказался неправильным. С этой больницей связано следующее обстоятельство. В начале 90-ых годов мой одноклассник, работавший в этой больнице, сказал мне, что он видел своими глазами медицинские документы Хармса. Но когда я обратился туда несколько лет спустя, оказалось, что уже никаких документов нет. Кто-то их оттуда унес. Так что я точно знаю, что Хармс умер именно в этом месте, но доказательств, к сожалению, не имею.
К.Ларина― А место захоронения?
В.Шубинский― Господи, о каком месте захоронения можно говорить? Февраль 42-ого года, Ленинград. В одной из братских могил бесчисленных..
К.Ларина― У меня последний вопрос по поводу книжки его вдовы Марины Малич. «Мой муж Даниил Хармс». Книга, которую Глоцер делал. Как вы к ней относитесь?
В.Шубинский― Ну, я считаю, что к этой книжке по-разному все относятся, потому что литературовед Владимир Иосифович Глоцер в последние годы вел себя не очень адекватно и многих против себя настроил. И даже в книге Кобринского в списке литературы он позволил себе такую грубую шутку. Он написал В.И.Глоцер, М.В Малич, «Наш муж Даниил Хармс». Глоцер очень обижался. Но на самом деле мне кажется, что Глоцер адекватно записал разговоры вдовы Хармса, другое дело, что надо понимать, что это разговоры 85-ти летней женщины, которая пожила очень большую и сложную жизнь. И многое забыла и перепутала. Другое дело, что эти разговоры Глоцер явно дополнил кое-чем. Потому что, когда женщина, прошедшая блокаду, потом она была немцам мобилизована на работы в Германию в качестве гастарбайтера. Она цитирует письма слово в слово, понятно, что этого не может быть.
К.Ларина― Этого не может быть. На этом мы закончим сегодняшнюю передачу. Спасибо Валерию Шубинскому. Напомню, книга называется «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру». Издательство «Корпус». Мы сегодня с планами не познакомились подробно, но, поскольку мы дружим крепко и долго, мы ознакомимся отдельно и назначим следующую встречу с Варей Горностаевой. Спасибо.
В.Горностаева― Спасибо.
По материалам сайта echo.msk.ru