К 130-летию со дня рождения Бориса Андреевича Пильняка. РГАЛИ
Вопрос — кем же был расстрелянный в 1938 году автор "Повести непогашенной луны": литератором, шпионом, разведчиком, просто авантюристом, «заблудившимся» в советской литературе? — остается.
Судьба Бориса Пильняка (11 октября 1894, Можайск – 21 апреля 1938, Москва) – одна из самых загадочных и трагических среди многих непростых биографий советских писателей. Родился он в семье ветеринарного врача, происходившего из немецких переселенцев (настоящая фамилия Пильняка – Вогау), детство провёл в маленьких российских городках: Можайске, Богородске (современный Ногинск), в 1915 году обосновавшись в подмосковной Коломне; любил он и харьковское имение своего дяди по материнской линии, где местные жители промышляли рубкой леса, отчего их нередко называли «пильняками». Впечатления детских и юношеских лет, проведенных в русской глубинке, отразились в будущем во многих произведениях писателя. В 1913 году он окончил реальное училище в Нижнем Новгороде, в 1920-м – экономическое отделение Московского коммерческого института.
Писать Борис начал рано, в 9 лет, но на профессиональное литературное поприще вступил почти через десять лет, когда в журналах и альманахах «Русская мысль», «Жатва», «Сполохи» сразу появилось несколько его рассказов под псевдонимом «Б. Пильняк».
Настоящую известность автору принес роман «Голый год» (1921−1922). Это была одна из первых попыток отразить быт революционной эпохи: смятение, разброд, неустойчивость и одновременно иллюзии и надежды. Одни критики приветствовали Пильняка как «бытописателя революции» и отмечали его стремление обнажить национальные корни революции; другие склонны были отождествлять его творчество с «литературой упадка». Однако и те, и другие признавали несомненный художественный талант Бориса Андреевича, а у читателей, как и у самих литераторов, его произведения пользовались огромной популярностью. Романы Пильняка были написаны прихотливым, крайне своеобразным языком, с «ломаным» монтажом сцен.
По словам Глеба Струве, писатель вскоре «сделался главой целой школы, или направления в советской литературе», которое затем стали называть «орнаментальной прозой».
Литературные и политические поиски Пильняка неоднократно приводили к организации широких критических кампаний в отношении него самого. Писателя постоянно критиковали за идеологические ошибки, формализм, эротику, мистику и пр. Тем не менее вплоть до 1937 года он оставался одним из самых издаваемых авторов. Творчество Б.А. Пильняка ценили вожди революции и в критических ситуациях защищали его. Когда в 1922 году с продажи был снят сборник «Смертельное манит» с вызвавшей критику повестью «Иван да Марья», Л.Д. Троцкий при поддержке Л.Б. Каменева добился отмены этого решения через Секретариат ЦК.
Несмотря на нередко провокационное начало в творчестве писателя, он стал своего рода олицетворением такого же яркого и противоречивого периода 1920-х годов в истории советской литературы, как и всего СССР. Словно чутко настроенный камертон, Борис Пильняк видел явные черты перерождения большевистской элиты, начало трагического раскола в среде советской деревни и мучительной кончины «старого порядка». В то же время фантастические тиражи его книг, возможность почти постоянно ездить по миру (считается, что он побывал едва ли не во всех странах Европы, Америки, а также в Японии и Китае, где подолгу жил) и избыточная для советского общества финансовая обеспеченность создавали литератору ауру непотопляемого таланта. Большая часть его произведений, встречавшаяся советской критикой едва ли не в штыки, благодаря явному творческому дару и поддержке со стороны ряда руководителей страны имела значительный успех.
Яркое и неоднозначное положение Бориса Пильняка в среде советских писателей, его творческая интуиция не оставались незамеченными в партийной среде. И.В. Сталин в 1924 году посвятил литератору в цикле лекций «Об основах ленинизма» такие строки: «Кому не известна болезнь узкого практицизма и беспринципного делячества, приводящего нередко некоторых „большевиков“ к перерождению и к отходу их от дела революции? Эта своеобразная болезнь получила своё отражение в рассказе Б. Пильняка „Голый год“».
В 1926 году писатель выпускает «Повесть непогашенной луны», основой которой стали распространённые слухи об обстоятельствах смерти М. Фрунзе, причем с намёком на участие И.В. Сталина. И хотя автор в предисловии к повести утверждал, что читатель не должен «искать в ней подлинных фактов и живых лиц», аллюзии были явными. Повесть вышла в майском номере журнала «Новый мир», а через два дня его изъяли из продажи. Еще через два месяца тот же журнал опубликовал разгромную рецензию на повесть, назвав ее контрреволюционной и порочащей партию. Позиции Троцкого к тому времени уже существенно ослабели, поэтому в октябре Пильняк по совету коллег обращается за помощью к председателю СНК СССР А.И. Рыкову: «Я являюсь писателем, имя которого рождено революцией, и вся моя судьба связана с революционной нашей общественностью. Я прошу Вашей помощи в том, чтобы я мог быть восстановлен в правах советского писателя». На этом письме В.М. Молотов оставил резолюцию, что Пильняка надо не печатать год, но только в трёх ведущих журналах; Сталин же отметил: «Пильняк жульничает и обманывает нас».
После публикации в первом номере «Нового мира» за 1927 год покаянного письма Пильняка – невероятно, но факт! − 27 января специальным постановлением о писателе Политбюро ЦК ВКП(б) свое же решение о запрете его публикаций в «Красной нови», «Новом мире» и «Звезде» отменяет.
Можно без преувеличения сказать, что судьба Б.А. Пильняка так же причудлива, как и его проза. Хотя в газетах продолжалась травля и повесть называли «злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии», в 1929 году Борис Андреевич возглавил Всероссийский Союз писателей, но руководил им недолго: вскоре был отстранён за публикацию в Берлине повести «Красное дерево» (сам Союз вскоре ликвидировали − как антисоветскую организацию).
Загадки в судьбе писателя продолжались. Несмотря на личное недоверие вождя к Б. Пильняку, он был восстановлен во всех своих правах – всего лишь после «покаянного» письма на имя И.В. Сталина:
«Иосиф Виссарионович, даю Вам честное слово всей моей писательской судьбы, что если Вы мне поможете сейчас поехать за границу и работать, я сторицей отработаю Ваше доверие. Я прошу Вас помочь мне. Я могу поехать за границу только лишь революционным писателем. Я напишу нужную вещь… Я должен говорить о моих ошибках. Их было много… Последней моей ошибкой было напечатание „Красного дерева“».
В итоге писатель, прощенный лишь частично, … уезжает в командировку в США на несколько месяцев. Эта история вновь осталась без последствий.
Творчество Бориса Пильняка никогда не прекращали критиковать в печати, он к этому даже привык, поэтому новая волна критики, начавшаяся в 1936 году, не стала неожиданностью. Однако плюрализм 1920-х годов уже ушел в прошлое. 28 октября 1937 года писателя арестовали, припомнив не только прежние обвинения, но и добавили к ним связи с троцкистами, шпионаж. Горьким итогом стал расстрел.
Почти через 20 лет Б.А. Пильняка реабилитировали. На домах в Можайске, Ногинске и Коломне, где в свое время писатель жил, ныне установлены мемориальные доски, а с 2021 года в Ногинске проходит литературный фестиваль «Пильняковские чтения».
Однако вопрос – кем же был яркий писатель Борис Пильняк: литератором, шпионом, разведчиком, просто авантюристом, «заблудившимся» в советской литературе? – остается.
Фонд Бориса Андреевича Пильняка, хранящийся в РГАЛИ, невелик по объёму (ф. 1692, 79 ед. хр. за 1906−1990-е годы) и первоначально поступил из Гослитмузея. Однако в этом скромном собрании присутствуют ценные документы. Это, прежде всего, автографы и машинопись с правкой автора ранних рассказов «С земли» и «Глухое место», «Исторические законы», «За штат», романов «Созревание плодов» и «Соляной амбар», статей «Как пишу?» и «Страница троцкистско-зиновьевских переулков захлопнута с презрением».
В фонде довольно много писем самого Б.А. Пильняка (он часто писал под копирку, оставляя себе второй экземпляр). Среди его адресатов, в основном 1920-х годов, следует отметить А.К. Воронского, Е.Д. Зозулю, В.В. Иванова, А.В. Луначарского, Н.Н. Никитина, В.П. Полонского, А.М. Ремизова, Ю.Н. Тынянова, К.А. Федина, К.И. Чуковского.
Несомненной ценностью обладают черновики писем к А.М. Горькому (1928) и А.И. Рыкову (1926–1927), копия письма И.В. Сталину (1931).
В фонде содержится также семейная переписка Б.А. Пильняка в подлинниках и копиях: 36 писем к отцу, матери и сестре за 1906–1926 годы и 43 письма ко второй супруге О.С. Щербиновской за 1924–1933 годы.
Среди материалов к биографии Б.А. Пильняка интерес представляют: рекомендации, данные Б.А. Пильняком Б.А. Муйжелю, М.Г. Розанову (Н. Огневу), В.И. Язвицкому для зачисления их в кандидаты сотрудников Дворца искусств по литературному отделу (1920); анкета Б.А. Пильняка (1922); его письма в редакцию «Нового мира» и в Союз советских писателей СССР о строительстве дач в Переделкино (1936); заметки критиков о повести Б.А. Пильняка «Красное дерево» и о его творчестве в послереволюционный период.
В числе изобразительных материалов – литография портрета Б.А. Пильняка работы Г.С. Верейского, карикатуры на писателя Н.Э. Радлова и Энге (Н.Г. Шебуева), фотографии самого Б.А. Пильняка и в группах с родственниками.
Автор: Ольга Турбина, главный специалист РГАЛИ
По материалам: Год литературы