Храните рукопись, о други, для себя
Разговор с главным хранителем рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН Татьяной Краснобородько.
Она является хранителем рукописей и личной библиотеки Александра Сергеевича Пушкина вот уже 33 года. Это своего рода «пост № 1» русской литературы. Татьяна Ивановна — один из ведущих специалистов в области рукописного наследия Пушкина и рукописей пушкинской эпохи, ее экспертные заключения признаны на международном уровне. Она была одним из инициаторов и научных руководителей уникального восьмитомного факсимильного издания рабочих тетрадей Пушкина — ценнейшей части рукописного наследия поэта, болдинских тетрадей. Она выполнила огромный объем работ, связанных с безопасностью и сохранностью пушкинских рукописей и библиотеки. Накануне очередного, 219-го, дня рождения поэта мы встретились с Татьяной Ивановной.
Мне выпала такая судьба — это больше чем удача, это огромный дар — сохранять бесценное. Это первая и последняя буква в моих обязанностях. Я отвечаю за то, чтобы рукописям Пушкина ничто не угрожало, чтобы были соблюдены все условия — и хранения, и использования, и распространения. В мою задачу входит, как писал Пушкин о няне в Михайловском, «кропотливый ее дозор», которому вверяется его имение. Моя главная роль сводится к тому, чтобы этот дозор был постоянным, кропотливым, внимательным. Тут нужны острый глаз и бережные руки.
Пушкин принадлежит всем. Но в эту конкретную минуту он в твоих руках. Удивление перед тем, что это досталось мне, не проходит с годами, и не дай бог, если оно исчезнет. Я помню о каждом моем предшественнике на этом месте, дорожу тем, что сделали они, и должна помнить, что из моих рук это будет кому-то передано. Сохранять благоговейное отношение — мой профессиональный долг.
— Вы работаете хранителем 33 года, за это время поменялись не только способы хранения, но и условия безопасности стали совершенно иными, и многое другое.
— Здесь нужно начинать с 1905 года, когда появилась идея о создании Пушкинского Дома (ПД). Колы-белью для него была академическая выставка 1889 года, открытая в здании Академии наук, подготовленная двумя ее сотрудниками — вице-президентом АН академиком Леонидом Николаевичем Майковым и недавним выпускником Петербургского университета Борисом Львовичем Модзалевским. Выставка радовала посетителей три недели. Документы и экспонаты были из частных собраний, государственных учреждений. Когда академическая выставка закрылась, вещи вернулись к законным владельцам, и уже тогда, на рубеже XIX-XX веков, было понятно, что наступают тревожные времена, что судьба документов, находящихся в частном собрании, не определена, им могут грозить гибель, исчезновение.
Тогда родилась идея академического учреждения, которое концентрировало бы в себе документы, рукописи, мемориальные предметы, рассеянные по частным собраниям. Так возник проект Пушкинского Дома, и 15 декабря 1905 года на заседании АН под председательством великого князя Константина Константиновича — это происходило в его кабинете в Мраморном дворце — было принято решение: все средства, которые уже были собраны на памятник Пушкину в Петербурге, перенаправить на создание дома, посвященного памяти поэта. Вскоре было принято постановление об этом доме: «Учреждается в благоговейную память о великом русском поэте А.С. Пушкине для хранения и собирания всего, что касается Пушкина как писателя и человека. Пушкинский Дом составляет государственное достояние и находится в ведении Императорской Академии наук». Положение августейше утверждено в июле 1907 года.
А в начале 1906-го, еще до у-тверждения Положения, была приобретена на выделенные правительством деньги личная библиотека Пушкина, над которой по-настоящему нависала угроза исчезновения. Потому что внук Пушкина, в ведении которого она была, нуждался, заложил эту биб-лиотеку, и срок векселя наступал в феврале 1906 года. Она могла уйти в частные руки. Сумма была огромная — 18 тысяч рублей, ее выплатили двумя равными долями, и таким образом библиотека была спасена. Соратник и сподвижник Модзалевского, основатель Пушкинского Дома Владимир Александрович Рыжков записал тогда в своем дневнике: «Заложен настоящий серьезный фундамент в основание ПД».
Так своевременна была та идея, которую мы бы сейчас назвали национальной, что судьба благоприятствовала ее авторам. Здесь, наверное, произошел тот случай в его пушкинском определении: «Провидение — не алгебра, ум человеческий не пророк, а угадчик. Мы можем предсказать общий ход вещей, но не можем предвидеть случая — мощного, мгновенного орудия провидения».
Этот случай положил основание Пушкинскому Дому, да еще какое! — личная библиотека Пушкина. Потом было создано учреждение, посвященное не только Пушкину, но и всей русской литературе, с музейными, книжными и архивными собраниями. Естественно, ядром и центром этих собраний было пушкинское — с библиотекой и постоянно прираставшим собранием рукописей.
— Вот почему Блок написал эти знаменитые стихи: «Имя Пушкинского Дома в Академии наук! Звук понятный и знакомый, не пустой для сердца звук!»
— Да, это 5 марта 1921 года, последние стихи Блока. Тогда ПД был еще бездомным, и Академия наук дала ему помещение в своем главном здании на Университетской набережной, 5. Иногда спрашивают, почему «С белой площади Сената тихо кланяюсь ему»? Как можно кланяться Пушкинскому Дому, который стоит на берегу Малой Невы, а не Большой? Вот как раз этот поклон Блока — от Медного всадника — зданию Кваренги, главному зданию Академии. Потому что там с 1905-го по 1922-й находился Пушкинский Дом. А в 1927 году Пушкинскому Дому передали здание Петербургской морской таможни, с тех пор история его разворачивается в этих стенах. В здании таможни была сейфовая комната — помещение с полутораметровыми стенами, с коваными тяжелыми ставнями на засове, без подвалов, с полами, которые исключали подкоп, с коваными дверями, открывавшимися единственным ключом к замку 1832 года. Здесь и хранились 70 с лишним лет рукописи Пушкина. Это называлось пушкинское хранилище № 1 — единственное место на земле, где хранится подлинный Пушкин: 98% известных его рукописей находятся в ПД. И его библиотека — самое дорогое, самое ценное для писателя.
А к пушкинскому юбилею 1999 года во дворе, частично на фундаментах XVIII века, был построен флигель. Сюда переехал весь рукописный отдел, в том числе и пушкинские рукописи. Мы с ними переехали последние, и для рукописного пушкинского фонда тоже выделено отдельное хранилище, его можно назвать сейфовым. Но здесь уже все рукописные фонды, не только Пушкина, хранятся в одинаковых условиях: это автоматическое газовое пожаротушение, электронная система доступа и охраны, поддержание микроклимата в тех параметрах, которых требует хранение документов на бумажной основе. Это и ограниченный доступ в помещение хранилища.
— Рукописи Пушкина не покидают Пушкинский Дом?
— С 1948 года, когда пушкинский фонд воссоединился и рукописи из Москвы были перевезены сюда, мы не рискуем перемещениями в другие хранилища. Бывают очень редкие случаи, когда на несколько часов мы выносим подлинники рукописей на очень важные события, они на короткое время покидают стены хранилища, попадают в витрины, тогда их можно увидеть. В остальное время они заменяются муляжами ручной работы. Длительное пребывание подлинников в условиях экспозиции невозможно. Для любой рукописи изменение условий хранения — из темного помещения с постоянно регулируемым климатом, в специальной архивной обложке, — это, конечно, стресс. И он сокращает ее жизнь. А главная задача хранителей — продлить жизнь рукописи, оказавшейся на государственном хранении. Поэтому сам переезд в новое фондохранилище — огромная работа, которая заняла несколько лет.
— Вы много лет следили за рукописью автографа «На холмах Грузии», прежде чем вернуть его на родину. Как это было?
— Вероятность появления на антикварном рынке автографов Пушкина все меньше. В 1989 году нам были переданы на постоянное хранение 11 писем Пушкина к невесте, приобретенные Министерством культуры СССР у вдовы С.М. Лифаря. Лифарь их выкупил после смерти С.П. Дягилева, и они были жемчужиной его коллекции вплоть до его смерти. В результате переговоров с наследницей удалось избежать передачи автографов на аукцион. Бесценные реликвии были прио-бретены для России за 1 млн долларов и при содействии Д.С. Лихачева, который возглавлял Советский фонд культуры, и переданы в Пушкинский Дом.
Вскоре нас ожидала еще одна сенсация. В ноябре 1989 года в Пушкинский Дом приехал русский парижанин Александр Яковлевич Полонский, сын видного деятеля первой волны эмиграции. Он приехал с каталогом парижского аукционного дома Arcole, в котором был воспроизведен неизвестный автограф «На холмах Грузии...» — и с вопросом, Пушкин ли это. Окончательное суждение о подлинности документа можно выносить, когда перед тобой оригинал. Это аксиома. Но даже изображение в аукционном каталоге подсказывало, что это пушкинский подлинник. Аукцион состоялся, это был самый дорогой лот. Командировать в Париж сотрудника Пушкинского Дома в 1989 году мы не могли, да и собственных средств у нас не было. Меценатской поддержки, впрочем, тоже. Рукопись была продана, имя нового владельца сохранялось в тайне. А через несколько лет в Пушкинский Дом приехал из Парижа Владимир Гофман, внук Модеста Людвиговича Гофмана, который до 1922 года был сотрудником Пушкинского Дома и заведующим его рукописным отделом. Владимир Гофман сообщил, что он и его брат Андрей приобрели этот автограф у коллекционера, который стал его владельцем в 1989 году.
А принадлежал автограф потомкам Каролины Собаньской, дань увлечения которой отдали и Адам Мицкевич, и Пушкин. Именно ее рукой была сделана запись на листе с автографом — о принадлежности его Пушкину. Образцы почерка Собаньской братья Гофманы нашли во французских архивах. Есть документы, написанные ее рукой и у нас, в пушкинском фонде: письмо Собаньской к Пушкину 1830 года и автограф стихотворения «Что в имени тебе моем?..» в ее альбоме, где собраны автографы многих знаменитостей. Весной 2004 года братья Гофманы решили с автографом расстаться и предложить его на аукцион «Сотбис».
Нам очень повезло, потому что автограф до аукциона не дошел, была достигнута договоренность между владельцами и Внешторгбанком, который и приобрел этот автограф для Пушкинского Дома.
Самое интересное в архивной работе — это экспертная работа, когда нужно проводить экспертизу документов. На то, что кто-то придет с рукописью Пушкина, рассчитывать уже не приходится. Хотя есть отдельные автографы в частных собраниях и у нас, и за рубежом. Но часто звонят: «У меня есть семейный архив, в нем рукопись Пушкина». Приглашаем: пожалуйста, приходите. Как правило, в руках этих людей, убежденных, что у них автограф Пушкина — и в этом их нельзя упрекнуть, — находятся очень хорошего качества факсимиле XIX-XX веков. Этим ветхим листам тоже по 100-150 лет. И даже не любой филолог это с ходу определит. И приходится разочаровывать владельцев.
— Пушкин — современник каждого последующего поколения уже более 200 лет. На наших глазах падают вчерашние кумиры или, наоборот, восходят новые, а «веселое имя» Пушкина сияет, как и прежде.
— Для каждого поколения будут актуальны определенные произведения Пушкина, каждое будет находить новые смыслы, для этого и должно быть сохранено его рукописное наследие. Напомню хрестоматийные строки из элегии «Андре Шенье», которую Пушкин написал в Михайловском летом 1825 года, когда шел второй год его ссылки, о 19-летнем французском поэте. Центральной частью элегии является монолог Андре Шенье перед казнью по приговору якобинского Конвента: «Я скоро весь умру. Но, тень мою любя, храните рукопись, о други, для себя! ...И, долго слушая, скажите: это он... А я... взойду невидимо и сяду между вами».
Пушкин, его жизнь — вот что в этих рукописных листах. И пока существует Академия наук, а в ней — Пушкинский Дом, а в нем — пушкинский фонд, а в рукописном отделе есть особое пушкинское хранилище, Пушкин всегда будет рядом с нами — на расстоянии вытянутой руки.
По материалам сайта trud.ru