«Книжная память» в жизни и творчестве поэта Николая Перевалова
Осенью 2015 года в одном из южных районных центров Кировской области городе Малмыже состоялась ежегодная межрегиональная научно-практическая конференция «Худяковские чтения». Как правило, главное место в ней занимают доклады, посвящённые биографии и научному наследию местного уроженца известного историка и археолога М. Г. Худякова (1894–1936), короткая жизнь которого трагически оборвалась в годы сталинского культа.
В этот раз творчество выдающегося земляка было вписано в контекст литературного процесса на малмыжской земле, поскольку он писал и художественные произведения (перу Михаила Георгиевича принадлежит, например, повесть «Царская невеста»).
На приуроченной к Году литературы конференции, что прошла в районном краеведческом музее, звучали имена тесно связанных с малмыжской землёй русских, марийских, удмуртских, татарских авторов: Авксентия Батуева, Николая Гарина-Михайловского, Александра Баранова, Кузебая Герда, Николая Тишина, Александра Фищева и многих других.
По итогам чтений только что издан сборник материалов. Вниманию читателей предлагается опубликованная в нём статья члена Национального союза библиофилов Владимира Семибратова «”Книжная память” в жизни и творчестве поэта Николая Перевалова».
* * *
Известный поэт Николай Илларионович Перевалов (настоящая фамилия Колесников) родился в 1918 г. в удмуртской семье в д. Большая Шабанка Малмыжского уезда Вятской губернии (ныне Малмыжский район Кировской области). Прошёл большой жизненный путь, отмеченный участием в Великой Отечественной войне. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Книги Николая Перевалова неоднократно издавались не только в Сибири, где он прожил около сорока лет (скончался в г. Новосибирске в 1984 г.), но и в крупных московских издательствах.
Многие произведения поэта свидетельствуют о его большой эрудиции в различных отраслях знания, а также хорошем знакомстве с творчеством классиков мировой и отечественной литературы и современных собратьев по перу.
Где истоки «книжной памяти» («Ангарская ночь») поэта? Конечно, в далёком детстве, что прошло «в глуши дремучей, в краю завятском» («Родники»). Здесь маленький Коля «бегал босиком, / рос под этим небом / на картошке с молоком / да с крестьянским хлебом» («Любер»). А в родном доме, хозяин которого, отец будущего поэта, в то время был единственным грамотеем на всю большую (из ста домов) деревню, постигалась мальчиком «тайна первых книг» («Наш старый дом»).
Продолжив учёбу в Каксинвайской школе колхозной молодёжи, Николай стал одним из самых активных читателей сельской библиотеки, основанной ещё до революции на средства известного издателя и мецената Ф. Ф. Павленкова. Именно тогда он впервые прочитал произведения классиков мировой литературы, знакомство с которыми просматривается во многих произведениях поэта.
В стихотворении «Наш старый дом», вспоминая школьные годы, Николай Перевалов пишет:
…Книги, книги – после нас,
как добрые следы.
Мы берегли их до одной,
до корок прочитав –
и был волшебною страной
в чулане книжный шкаф.
Тихонько дверцы распахнёшь –
стоят ступеньки книг,
и словно лестницей идёшь,
заглядывая в них.
Пускай хранятся много лет.
Потом кому-нибудь
за нами вверх,
за нами вслед
они укажут путь.
В числе тех, кто юному книгочею «указал путь» в «житейский океан», был, прежде всего, великий Пушкин. Его «зелёный том» мальчик «при огне… / открывал… / в вечерней тишине», чтобы «ночи напролёт» читать «про дивные дела»:
И с Лукоморья ветерок
касался наших щёк –
над нами таял потолок,
ни низок, ни высок.
Глаза светлели строчкам в лад,
мечта вела крылом –
и становился тесноват
крестьянский старый дом...
Этот «с Лукоморья ветерок», как и навсегда запомнившиеся в дни, когда «душа тревожилась сильней», фразы «пушкинской грусти» (типа «Пора, пора! – взываю к ней» из «Евгения Онегина») будут сопровождать поэта всю его жизнь. Не случайно однажды, когда «тёмная полночь / шла, раздумьями полнясь», на помощь Николаю Перевалову «в час душевного ига» пришла «очень умная» пушкинская книга, которая «до зари, до рассвета» ему «давала советы» («Возвращаться не надо»).
В этой книге была и поэма «Русалка», одну из фраз которой («Невольно к этим грустным берегам…») Николай Перевалов предпослал эпиграфом к своей лирической хронике «Возвращаться не надо».
Подобно пушкинскому Князю, влекомый «неведомой силой» лирический герой возвращается к своим «грустным берегам», где ему также «всё… напоминает… былое» и где его «некогда любовь… встречала». «Беспечальный берег» реки Оби с «высокими соснами, радугами и зорями» он называет в обращении к любимой «заветным краем, нашим Лукоморьем», жалея об этой «стране погибшей», что ушла от него «Атлантидою горя».
«Лукоморьем» была для поэта и Седовская замка, где можно погулять «в обнимку / с тёплым летом вдвоём» (поэма «Ветка полыни»).
Ещё одним «Лукоморьем» стал для Николая Перевалова Крым. Впечатления от посещения Алупки вылились в стихотворение «Во дворце Воронцова»:
Квадраты древнего стекла,
они теперь в музейном списке.
Мне стыдно в эти зеркала
совать свой профиль угро-финский.
Не из-за рамок дорогих,
не оттого, что в давнем прежде
позволил сам смотреться в них
полумилорд, полуневежда.
Они хранят иные сны,
полны таинственной печали.
Они грустят:
– Когда-то мы
Живого Пушкина встречали.
Но вернёмся в деревенское детство Николая Перевалова. В поэме «Широкий Ряд (из сельской хроники)» лирический герой вспоминает времена, когда он и его юные сверстники «удили ершей / И читали “Графа Монте-Кристо”».
А один из героев произведения – двадцатилетний колхозный бригадир Сергей Никулин, которому «работать не привыкать – / с малолетства в труде» – печалит свою мать тем, что вместо ночного отдыха «всегда до зари / зачитаться готов, ни слова / с ним тогда ты не говори». Не случайно дома на него «С полок смотрят строгие томы – / человеческий ум и труд – / им любые тайны знакомы…». А на записанные «в общей тетради, / может, двадцать раз “почему”», эти книги «двадцать раз “потому” шепнут».
Другому герою поэмы – мечтающему стать поэтом школьнику Ване Зайцеву, в котором угадывается сам автор – «крепко полюбилась книжка» пролетарского стихотворца Александра Жарова, «душевные слова» из которой «твердит веснушчатый парнишка / наизусть».
Эти и другие «хорошо придуманные строки» и составляют основное содержание «книжной памяти» поэта, благодаря которой в его поэзию вошло немало ярких образов и сравнений.
Так, лирический герой стихотворения «Ангарская ночь», что «у тёмного обрыва» смотрит «в кипящий котлован» гигантской стройки на великой сибирской реке, сравнивает «портальных кранов профиль строгий» с «марсианскими треногами», а «фигуры маленьких людей» под ними со «сказочными гномами». Именно «книжная память» заставляет «невольно думать» автора, «что пекло дантовского ада / ревёт и воет под горой».
В творчестве Николая Перевалова встречаются реминесценции из античной литературы (например, в стихотворении «В охотничий сезон», где, «вкушая дар своей тайги», пируют «два Лукулла»).
Знание произведений великого романтика Александра Грина угадывается по упоминанию в одном из поэтических текстов пролива Кассет, в котором «седые капитаны» «сыпали проклятья… / на рифы подводные прянув» («Кому одинокие думы излить…»).
В Азербайджане душа Николая Перевалова «волнением согрета» уже потому, что здесь некогда бывал Есенин, тень которого словно бы шепчет ему в чайхане «о новой Шаганэ» («Я пустился в новые скитанья»).
О литературных пристрастиях и интересах поэта свидетельствуют эпиграфиз Дмитрия Кедрина («Мензурка»), со стихотворением которого «Зимнее» перекликается «Далёкий путь», посвящения собратьям по ремеслу Савве Кожевникову («Памяти Саввы Кожевникова»), Александру Смердову («Творчество») и Николаю Старшинову («Воды текут»), написавшему доброе предисловие к одной из переваловских книг.
Именно «книжная память» заставила жившего в Сибири вятского уроженца обратить внимание на названия обских пароходов, один из которых – «Некрасов» – «Чумазый от грязи и сажи, / в бурлацкую лямку впряжён… / пузатые баржи / привозит из дальних сторон», а другой – «сам “Лев Николаич Толстой”» – «к причалу, просясь на постой, / подходит со скрипом и хрипом» (О бессмертье). Пароход «Лев Толстой» (с именем, «как надо») упомянут и в стихотворении «Пароходы».
Таков краткий обзор «книжной памяти» в жизни и творчестве одного из выдающихся поэтов XX столетия.
Примечание. При работе над текстом статьи автором использованы имеющиеся в его собрании книги Николая Перевалова «И хлеб, и соль» (подарена поэтом-земляком Олегом Альчиковым), а также сборники «Ледоход», «У нас на Чаусе», «Судьба моя», «Стихотворения и поэмы», любезно присланные из г. Новосибирска известным литературоведом, потомком вятских переселенцев Владимиром Яранцевым.