Михаил Сеславинский: В мире без бумажных книг я бы жить не хотел
Глава Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям рассказал в эфире Радио «Комсомольская правда» о захватывающем поиске библиографических редкостей, книжном бизнесе и «продаваемых» российских писателях
Гость радиостанции «Комсомольская правда» - тот уникальный случай, когда встреча с чиновником федерального масштаба может сломать стереотипы о государственной власти. Он разбирается в литературе, искусстве и истории лучше многих специалистов и критиков. А много вы встречали государственных мужей, чье знание поэзии и умение ее читать заставляет сначала покраснеть, а, придя домой, скорее достать с полки томик Ахматовой или Пастернака? Когда глава Роспечати издает очередную уникальную книгу, есть надежда, что литература не превратится в «текст на ридере» и нашим детям будет знаком запах страниц новой книжки.
ПОЧЕМУ МАНДЕЛЬШАМ ЕМУ ДРУГ
- Михаил Вадимович, в вашей новой книге «Мой друг Осип Мандельштам» не так много авторского текста, эта прерогатива отдана работам Осипа Эмильевича, его автографам, стихам, переводам, переписке, - в общем, это настоящая библиографическая редкость, и, по сути, это объем хорошей диссертации. В наше время выпуск такой книги – событие значимое и странное одновременно. Книга вышла в год 125-летия Осипа Эмильевича, что замечательно, но, с другой стороны, есть сомнения, что сейчас много настоящих поклонников поэзии Серебряного века. Кто сегодня читатель такой книги за пределами научного сообщества?
- Это все-таки не сборник стихов. Мандельштам – не такой, конечно, массовый поэт, как, скажем, Есенин, Маяковский, и даже не как Цветаева, не как Ахматова. И, наверное, даже не как Пастернак. Тем не менее, поэт он глубокий, изысканный. Смотришь иной раз в книжном магазине за людьми, которые стоят у книжных полок, у раздела поэзии, поэзии Серебряного века, те же самые девочки, как в моей юности, присутствуют. Другое дело, что у всех уже что-то накопилось на книжной полке. Когда мы начинали погружаться в мир поэзии Серебряного века, у нас почти ничего не было. Сейчас все, кто хотел – бабушки, дедушки, мамы, папы, сформировали свои библиотечки. Но таинство поэзии, ее магия таковы, что человеку хочется иметь что-то свое, интимное, хорошо изданное. Чтобы это лежало рядом на прикроватной тумбочке.
Что касается самой книжки с несколько претенциозным названием «Мой друг Осип Мандельштам», то я столкнулся с тем, что о Мандельштаме написано очень много. Это удивительно, потому что в течение жизни Мандельштам выпустил всего 12 самостоятельных книг. Из них три раза издавался его первый сборник стихов «Камень», четыре книжки – детские: небольшие стихотворения, иллюстрированные прекрасными художниками. Творчество поэта уже разобрано на мельчайшие составные части. И сотни исследователей за это время не только в России и в Советском Союзе, но и в Европе, и в США разбирали каждую строчку его мудрой, оригинальной, изящной и загадочной поэзии буквально по словам. А полной библиографии трудов Осипа Эмильевича не существует. И я подумал о том, что было бы интересно не просто издать библиографию. Я придумал фактически новый жанр - иллюстрированную библиографию. Продемонстрировал читателю, а как выглядели обложки книжек, поэтических сборников, газет и журналов, где печатали стихи Мандельштама, начиная с 1913-го по 35-й год, когда была последняя его публикация. Это самые разные обложки. Какие-то изящные, какие-то книги иллюстрированы лучшими художниками Серебряного века, например, знаменитая детская книжка «Примус» с иллюстрациями Мстислава Добужинского. В результате получилась и библиография, и небольшой альбом. Сейчас же тенденция на пролистывание книжки. Вот и эту он может полистать, за что-то зацепиться взглядом.
Вообще общая библиография прижизненных изданий Мандельштама насчитывает более 300 позиций. Но к 125-летию поэта, чтобы воспользоваться тождественностью магических цифр, я представляю тоже 125 избранных книг и публикаций Мандельштама. Плюс к этому добавлены автографы из моего собрания, дополнительные материалы, связанные с его портретами. Но открывается книга небольшим лирическим эссе - мне хотелось, чтобы был личностный аспект у книжки. Я не литературовед, я не могу ничего нового сказать в мандельштамоведении. Но для меня это близкий поэт, с которым связана моя судьба. И название книги… Его иронию можно понять с первой строчки: «С Осипом Эмильевичем Мандельштамом я познакомился в городе Горьком осенью 1982 года». Собственно говоря, знакомство это происходило так же, как у многих других. Областная библиотека, читальный зал, попытка взять в руки томик стихов Мандельштама...
- В этой книги есть автографы из вашей коллекции. Вы известный коллекционер, библиофил. А поиск редкой книги или автографа - всегда расследование, детектив. Поиск каких раритетов был самым сложным и увлекательным?
- Это детективный сюжет. Начну с одного нюанса в собирании книг Мандельштама. Многие из них лежат на прилавках букинистических магазинов, их можно купить относительно недорого. Самые редкие - первая его книжка стихов «Камень», которая издана небольшим тиражом 300 экземпляров на семейные деньги. Такая же ситуация и у Пастернака, и у Цветаевой, и у Ахматовой, и у Маяковского. Как правило, первая книжка – это тираж от 300 до 500 экземпляров. Только первая книжка Александра Блока «Стихи о прекрасной даме» вышла относительно большим тиражом – 1200 экземпляров. И она чаще встречается на современном антикварном букинистическом рынке. А самые редкие книжки Мандельштама, как вы считаете, какие это?
- Детские, наверное?
- Конечно, детские. Потому что ребенок – враг книг. И несмотря на то, что у детских книжек Мандельштама «Примус», «Шары», «Кухня» тираж от 5 до 8 тысяч, их встретить очень тяжело. Потому что все они были либо разодраны, либо изрисованы. Кроме того, у нас вообще нет в культуре собирательства детских книг. Еще тяжелее мне было найти детские журналы с прижизненными публикациями Мандельштама. Это журнал «Новый Робинзон» и знаменитый журнал «Мурзилка» за 1924 год. Как может сохраниться «Мурзилка» за 1924 год? Но мне посчастливилось, в общем-то, книжка ищет своего собирателя, бывает такое, на ловца и зверь бежит. Скажу еще, что, например, книжка «Кухня» приехала из крупного собрания, расположенного в Нью-Йорке. Именно эта книга нанесла самый тяжелый ущерб моему семейному бюджету. Вообще библиофил, он, как правило, одинокий человек, мало можно найти семей, где приходит папа (а библиофилы на 99,5 процентов - мужчины) и говорит: вот какую я прекрасную книжку купил…
- Ужина не будет...
- Ну, пусть не ужина. Не купим тебе, дочка, новый велосипед, зато теперь у нас есть прекрасная книжка. И все кричат: конечно, папа, какое счастье, зачем нам новый велосипед!
- А как в вашей семье? У вас ведь две дочки.
- Я пытаюсь найти гармонию в своих отношениях к семье и книге. Мне кажется, это получается. Но для этого надо прилагать серьезные усилия. Автографы Мандельштама крайне редки на антикварном букинистическом рынке - он не так часто подписывал свои книги. Например, автографы Анны Андреевны Ахматовой, с моей точки зрения, попадаются в 5-10 раз чаще. Она и прожила дольше, у нее были бОльшие тиражи, она не была в опале, и не боялись приходить к ней и подписывать книжки. Хотя в воспоминаниях есть такая строчка об Ахматовой: она говорила, что в 30-е годы, во времена самых страшных репрессий, мы старались друг другу не подписывать книг, чтобы при обыске не потянуть своих друзей, не создавать цепочку. Трудно найти автографы Мандельштама в свободной продаже. Был такой собиратель Аркадий Михайлович Луценко, который скончался примерно шесть лет назад в Санкт-Петербурге, который боготворил Мандельштама. И у него было несколько автографов Мандельштама, которые перешли в мое собрание. И пару автографов я успел купить еще лет 10 назад. Потому что сейчас мне это уже не по зубам. Как говорит французский собиратель Рене Герра, обладатель одного из крупнейших собраний русской эмиграции, «кишка тонка».
- Почему?
- На антикварный букинистический рынок вошли несколько людей, которые обладают крупными состояниями, стали собирать книжки и автографы. И цены сразу пошли вверх, и нам, бедным библиофилам со стажем уже невозможно с ними конкурировать. Кроме того, тот архив, который сохранила Надежда Яковлевна Мандельштам (а понятно, что вокруг нее концентрировались многие рукописные материалы), попал в Российский государственный архив литературы и искусства, что-то есть на Западе. Но в целом в свободном плавании автографов Мандельштама почти нет.
- Вы сказали о крупных коллекционерах. А государство заинтересовано в том, чтобы приобретать подобные вещи?
- Здесь надо, наверное, поговорить не столько об автографах Мандельштама, сколько о ситуации в целом. Столько всего в государственных собраниях, сколько есть в нашей стране, мало у каких государств существует. Нигде не было ситуации, когда после революции все, что, извините за грубость, плохо лежало, в частных собраниях в Москве, в Петрограде, в дворянских имениях и в барских усадьбах, поступало на хранение в те или иные государственные архивы и книгохранилища. Я точно не могу сказать, но до последнего времени были еще не разобранные с тех времен фонды. Поэтому антикварный рынок рукописного наследия в России очень куцый. Да, были крупные собиратели, что-то периодически всплывает, но дальше, когда возникает вопрос о том, чтобы что-то купило государство, то у государства вообще механизм очень неповоротливый.Существует особая система распоряжения средствами федерального бюджета. Предположим, назначен аукцион, который состоится через 2-3 недели. Не нет возможности у государства вынуть откуда-то свободные средства и купить рукопись, автограф, книгу, картину, - все что угодно. Значит, надо либо договариваться, чтобы этот предмет отложили, притормозили его продажу. Либо искать спонсоров, чтобы они фактически кредитовали, выкупили на себя (некоторые музеи умеют это делать, честь им и хвала), и затем этот предмет был по договору приобретен музеем или другим государственным собранием. Либо государство ведет переговоры с наследниками или с обладателями коллекций и за полгода, предположим, формирует денежные средства, для того чтобы оплатить этот договор. Например, Государственный литературный музей таким образом приобрел в Париже прекрасную часть собрания Алексея Михайловича Ремизова, с фантастическими предметами. Это было серьезное событие два года назад в такой культурной и литературной жизни нашей страны.
Что касается поэтов Серебряного века, то с точки зрения нахождения их автографов в государственных хранилищах все складывается совершенно по-разному. Если взять книжку «Автографы поэтов Серебряного века» в Российской государственной библиотеке и открыть ее на страничке, посвященной Марине Ивановне Цветаевой, то мы увидим там то ли 2, то ли 4 автографа. Очень мало. Понятно, почему это произошло. Потому что Цветаева эмигрировала, ее имя стало под запретом, государственные книгохранилища и архивы не могли приобретать ее автографы. А потом, когда уже прошла литературная реабилитация, когда автографы Марины Ивановны стали всплывать на открытом рынке (в конце 80-х – начале 90-х годов), денег у библиотеки почти не было, для того чтобы собирать эти автографы. Поэтому фонд относительно небольшой. А, например, Блок принял революцию. С какими-то оговорками, но, тем не менее, государство его признавало, и сразу же после смерти поэта стало формировать фонды Александра Блока в музеях и государственных книгохранилищах.
- Вы недавно подарили государству библиографические редкости, связанные с жизнью и творчеством Блока.
- Я вообще пытаюсь сотрудничать со всеми музеями, делать подарки, чтобы не было противостояния. Обратно не получается, государство не может дарить частным собирателям, но от нас, что называется, не убудет.
«ДОТИРОВАТЬ ПРОИЗВОДСТВО КНИГ НЕВОЗМОЖНО»
- Вы представили книгу «Мой друг Осип Мандельшам» в Лондоне. На крупнейшем книжном фестивале «Красная площадь» она тоже будет. На книжные ярмарки приходит очень много людей, и не только чтобы познакомиться с новинками, но чтобы купить их без магазинной наценки. Потому что книги нынче дороги. Есть ли шанс, что книги станут более доступными?
- Вопрос сдля нас крайне болезненный. Начнем с того, что на книжном фестивале «Красная площадь», который пройдет с 3 по 6 июня этого года, будет представлено около 100 тысяч наименований книг. По заверениям издателей, книготорговых организаций, средняя цена будет на 25 процентов ниже, чем в книжных магазинах. Книжный бизнес – такой же, как и другие сегменты экономики. И мы существуем в такой же сложной финансовой ситуации. Растет цена на бумагу. А для производителей бумаги растет цена на электроэнергию, на коммунальные услуги и т.д. Растет цена, в силу ослабления рубля, на многие полиграфические материалы, которые мы вынуждены ввозить из-за рубежа. И не будем забывать о том, что книжные магазины существуют тоже в своей очень сложной экономической ситуации. Это не такой уж прибыльный бизнес. Особенно, когда мы говорим не о крупных книжных магазинах, а о небольших. Особенно о провинциальных, которые живут сплошь и рядом на площадях арендованных, за них надо платить. Растет коммуналка, начисления на заработную плату. А покупателей становиться меньше. Потому что в цифровую эпоху книга находится в сложной конкурентной ситуации. Значит, продаж меньше. Магазинная наценка приличная, книга дорогая. Но дотировать издание книг невозможно, тогда надо дотировать производство всего – аптечных лекарств, молока, хлеба...
Сейчас мы вроде бы так чувствуем, что какое-то шаткое равновесие наступает. То есть, человек, которому нравится читать на экране своего девайса, уже перешел « в цифру». Тот читатель, который хочет держать в руках книжку, хочет ее полистать, тоже сделал свой выбор. Особенно это касается детских книг. Потому что родители с детьми в подавляющем большинстве читают бумажные книжки, а не листают их на экране iPad. В общем, бросить камень в огород издателей или книжных магазинов я не могу. Мы подошли почти к мировой цене, которая сплошь и рядом 19,99 долларов за книжную новинку. Понятно, что для российского читателя это - серьезные деньги.
«ПОСЛЕ «ЛАВРА» К ЕВГЕНИЮ ВОДОЛАЗКИНУ ОБРАЩАЮТСЯ ЗА ЖИЗНЕННЫМИ СОВЕТАМИ»
- Покупка книг на ярмарке - это традиция больше российская. Ведь ни в Лондоне, ни во Франкфурте нет посетителей как таковых...
- Франкфурт, Лондон, Нью-Йорк это сплошь и рядом профессиональные ярмарки, куда приезжают издательства и ведут переговоры о продаже прав на ту или иную книгу. Да, там идут встречи с писателями, но для профессиональной среды.
- Наши писатели довольно часто ездят по зарубежным ярмаркам. И вы там довольно часто присутствуете.
- Мы, собственно говоря, и пытаемся их продвигать.
- А, кто из наших писателей сейчас «продается» на Западе?
- Продвигать современную русскую литературу довольно тяжело. Скажем, что такое рынок США? Их интересует, конечно, в первую очередь своя литература. Литература прекрасная, но при этом очень коммерческая. Есть суперпопулярные писатели, которые пишут блокбастеры, детективы, которые издаются миллионными тиражами и активно раскупаются. Но мало того, что нашим писателям надо конкурировать с американскими и вообще англоязычными авторами, они еще конкурируют и с нашей классикой. Потому что нас-то знают, в первую очередь по Чехову, по Достоевскому, по Толстому, Пушкину, по Солженицыну, по великой литературе ХХ века. Вот такая двойная полоса препятствий. Тем не менее, если говорить о современных новинках, то прекрасно был взят, извините за такой глагол, роман Евгения Водолазкина «Лавр» и переведен на десятки языков, прекрасно сейчас переводится Гузель Яхина «Зулейха открывает глаза», издаются и фантастические романы, скажем, Сергея Лукьяненко, издаются и детективы Полины Дашковой, Татьяны Устиновой.Что нужно читателю? Если это не стремительно развивающийся детектив, ему нужна понятная жизненная история с философской подоплекой, которая не имеет границ. И эти истории, которые задевают душу, сердце, которые заставляют как-то экстраполировать жизнеописание литературных героев на собственные взаимоотношения, как раз и берутся, в том числе западными издателями. В прошлом или позапрошлом году у нас была встреча наших писателей в российском культурном центре Лондона. Я удивился, как много вопросов к Евгению Водолазкину с такими общечеловеческими темами, даже общефилософского характера. И он сам говорит: меня чуть ли не просят дать совет в сложной жизненной ситуации, меня воспринимают как гуру, как человека, к которому можно обратиться с этим вопросом. А действительно, друзья мои, должны же быть моральные авторитеты, с кем-то хочется сверять свою жизненную позицию, мысленно обратиться. Это же часто происходило и в журналистике. Есть авторы, которым доверяли, вместе с которыми рассуждали. Это было и в советское время и сейчас есть. То же самое происходит в литературе. Вот это дорогого стоит.
- Как вы считаете, возможно ли рождение новых русских героев в литературе? Мы недавно общались с Захаром Прилепиным, он говорил о том, что нет Корчагина нового, нет нового Пьера Безухова. А ведь современная литература в них тоже нуждается, нужно на кого-то ориентироваться, хотя бы на «Всадника без головы».
- Это великая тайна. Я всегда считал, что вот сейчас должна появиться плеяда великих поэтов. Потому что был золотой век русской литературы (первая треть 19-го века), вот появилась плеяда русских поэтов Серебряного века. Вот поэты-шестидесятники. Смотрите, прошло уже 50 лет, это достаточный срок для того, чтобы Господь Бог как-то сформировал в нашем гуманитарном пространстве еще одну такую формацию. Да, есть прекрасные поэты, но по гамбургскому счету… Если мы говорим об Андрее Вознесенском, Евгении Евтушенко, Белле Ахмадулиной, Роберте Рождественском, они достойно конкурировали с поэтами Серебряного века, их учили наизусть и читали, боготворили, тысячи людей ходили на их концерты. Такого сейчас нет. Хотя человек так же нуждается в лирике, современной лирике 21-го века, на этом новом языке.- Бродский говорил, что на эпоху выдается один поэт в стране.
- Не знаю, кого он имел в виду. Наверное, себя.
«ПУШКИН ТОЖЕ ДУМАЛ, КА ПРОЖИТЬ ПИСАТЕЛЬСКИМ ТРУДОМ»
- Может, дело в том, что сейчас сложно посвятить себя литературе. Можно ли достойно жить писательским трудом? Не стоит ли возобновить какие-то государственные премии?
- Эти самые вопросы задавал Александр Сергеевич Пушкин в промежутке между изданием первой книжки «Руслан и Людмила» в 1820 году и последним изданием «Евгения Онегина», которое вышло в 1837 году и лежала на его столе, когда его привезли с дуэли. Те же самые рассуждения: сколько заплатит Смирдин, можно ли на это прожить, разойдется ли тираж? И Александр Сергеевич не получил ответа на этот вопрос, и мы с вами здесь эту формулу не выдумаем.
Во-первых, премий в наше стране не так мало - несколько десятков. Главная премия «Большой книги» – 3 миллиона рублей. Это приличные деньги. Есть и государственные премии в области культуры, есть и премии президента в области литературы и искусства. Есть и премии молодым деятелям культуры, в том числе создающим произведения для детей и юношества. Но, конечно, не только премии должны кормить писателя. В Советском Союзе член Союза писателей, театральные деятели, кинематографисты получали баснословные гонорары: за фильмы, за постановку спектаклей, за издание произведений в какой-нибудь «Роман-газете» тиражом 1 миллион экземпляров. Были и дома отдыха, и поликлиники. Достаточно было на студию принести синопсис фильма на двух страничках, чтобы получить аванс и поехать в Пицунду дальше пытаться создать сценарий. И неважно, что его потом не примут в работу.
Можно это вернуть? Невозможно. Да, действительно, писатель, у которого нет гигантских тиражей, произведения которого не переиздаются, наверное, на доход от своих произведений прожить не сможет. Еще раз хочу сказать, это и было во многих странах, было и в нашей стране, и есть сейчас. Мы вспомнили Бродского. Как мы знаем, не было гонораров у Бродского, лауреата Нобелевской премии по литературе за книжки, изданные в Советском Союзе. Вспомним Джоан Роулинг, которой несколько издательств отказало в публикации первой книжки о Гарри Поттере. Да, сейчас невозможно выпустить тираж в 100 тысяч экземпляров. Не может издатель себе позволить этот риск. Но сделать несколько тиражей по 6-7-8 тысяч – это стандартная практика. Я за свои книжки никогда не получал гонораров. Пытаюсь договориться с издательством, чтобы на них стоимость была низкой. Тем не менее, пара книжек все-таки вышли во втором издании. В меня это вселяет оптимизм. Какой-нибудь альбом «Аромат книжного переплета», казалось бы, узкоспециальный, сначала вышел тиражом тысяча экземпляров, был раскуплен, появился в букинистических магазинах по цене в 2-3 раза выше. И мы сделали второе издание.
- Существует такое мнение, что сейчас книга - не источник информации, скорее, материальный продукт, эмоция, а учиться люди предпочитают в интернет-среде. Сохранилась за книгой эта классическая обучающая функция?
- Мне кажется, сохранилась. Моя дочка учится в Высшей школе экономики. Да, она постоянно находится онлайн, но при этом я вижу большое количество книг, которые у нее стопками лежат на письменном столе. Она идет в библиотеку, там она тоже работает в интернете, но и какие-то книжки берет. Тут вы от меня не услышите объективного мнения, для меня книга является таким универсальным продуктом, от которой получаешь удовольствие, черпаешь эмоции, получаешь знания. И вслед за нашим прекрасным поэтом Юрием Михайловичем Кублановским скажу, что в мире, откуда исчезла бумажная книга, я бы жить не хотел.
Беседу с Михаилом Сеслависким слушайте на радио "Комсомольская правда" в программе "Книги с Олегом Ждановым" 26 мая, в 18.05
По материалам сайта газеты "Комсомольская Правда"