Неизвестное видео с похорон Бориса Пастернака

Один из важнейших дней русской истории и культуры ХХ века — в пятиминутной любительской киносъемке

 

Елена Пастернак, внучка Бориса Пастернака

 

«Сергей Балашов, чтец-декламатор, сосед Пастернака по писательскому дому в Лаврушинском переулке, дожил до глубокой старости. Буквально все в доме знали, что он сотрудничал с органами, но, удивительное дело, относились к этому как-то спокойно. „О, Балашов — это тот старик, у которого погоны из-под кожи растут?“ — говорили о нем соседи. Все же ему скорее симпати­зи­ро­вали: он был импозантный артист, хотя о творчестве его в восьмидесятые годы никто уже не помнил. Любитель поэзии, он увлекался самодельной радио- и записывающей техникой, коллекционировал голоса, был гостеприим­ным хозяином-хлебосолом и во время застолий, переходивших в публичные чтения, записывал гостей. Гостями этими часто были его соседи. Бывал у него и Пастернак — и знал, что его голос тоже записывался.

В начале 2000-х, много лет спустя после смерти Балашова, его вдова стала распродавать оставшиеся вещи. Она позвонила моей матери и предложила купить пленку с записью похорон Пастернака. Так к нам в семью попала круг­лая металлическая коробка. Стоимости ее не знаю, но мама говорила, что заплатила огромные деньги. Мы ее оцифровали — качество было не лучшее, — посмотрели, поплакали и заперли в сейф. После маминой смерти в 2012 году я несколько лет разбирала оставшиеся архивные материалы и нашла эту плен­ку. Я попросила поработать с ней Юрия Метелкина — не знаю никого, кто так качественно работает с материалом, — а затем разрешила ему выложить запись в фейсбук с указанием на мои права. Нам было необходимо это сделать именно в соцсети, чтобы люди узнали своих близких и рассказали о них.

Интуитивно я убеждена в том, что оператор пленки — сотрудник ГБ (совер­шен­­но не факт, что это сам Балашов). Об этом свидетельствует сам характер съемки, крупные планы, наезд на лица, группы беседующих людей. Но это только мои домыслы. Но ответа на вопросы, кто автор пленки и каким образом она попала к Балашову, нет, и очень хотелось бы узнать правду».

 

Юрий Метелкин, автор проекта AudioPedia, исследователь видео- и аудиоархивов

 

«Мне позвонил муж Елены Пастернак, Максим Ковальский, сказал, что в каком-то дальнем углу квартиры в Лаврушинском нашли очередную коробку с магнитофонными записями, и привез ее мне на исследование. В этой коробке я обнаружил железную банку, в которой лежали две кинопленки 16 миллимет­ров. И в этой же коробке я увидел акт-заключение, сделанный еще мамой Елены: это была попытка оцифровки пленки на какой-то киностудии. Но ре­зуль­­тата оцифровки записи не было — к тому же это делалось около десяти лет назад, и качество было очень плохое: практически ничего не видно, какие-то засветы, помутнения, все было довольно размыто. Но я заинтересо­вался — ведь в акте было написано, что запись длится четыре с половиной — пять минут. Я решил еще раз оцифровать пленки и обратился в компанию „Топ-Кадр“, у кото­рой было единственное оборудование, работающее медленным покад­ро­вым сканированием с пленкой 16 миллиметров. Та оцифровка, которую вы ви­дите, — это несколько десятков тысяч кадров, отсканированных и отре­ставрированных в цифровом формате самого высокого расширения, а потом снова смонтированных в фильм. Получилось HD-качество — я был поражен. Мы решили опубликовать это видео в фейсбуке, и тут началось невероятное: люди начали опознавать своих близких. Я пони­маю, что все узнают Нейгауза и что некоторые узнают брата Бориса Леонидо­вича Пастернака, Александра; понимаю, что узнают знаменитого актера Бориса Ливанова с женой или Вениамина Каверина. Но люди стали находить своих отцов, матерей, друзей и знакомых, каких-то режиссеров, о которых не сохра­ни­лось ни словечка, ни звука, ни фотографии».

 

Константин Поливанов, филолог

 

«Перед нами видео, как теперь это называется, или, точнее, пятиминутная люби­тельская киносъемка, одного из важнейших дней в русской истории и культуре ХХ века — 2 июня 1960 года. В кадрах этой пленки — участок пере­делкинской дачи Бориса Пастернака (где теперь помещается музей поэта) в день похорон. Из мемуаров современников мы знаем, что вынос гроба из дома задержался на полтора часа, — к дому идут и идут люди проститься с поэтом. Кинокамера зафиксировала сад на участке — сирень и пышно цве­тущие яблони. Двор полон народом: согласно „секретной“ информации ЦК КПСС, на похоронах было 500 человек — авторы записок и воспоминаний и вслед за ними биограф Пастернака Дмитрий Быков называют цифру четыре тысячи. Люди, пришедшие к дому или на кладбище к могиле проститься с поэтом, не бы­ли никем организованы, не были даже толком предупреждены о похоронах.

За полтора года до смерти Пастернак был громко, со скандалом и под прокля­тия советских газет исключен из Союза советских писателей после объявления о присуждении ему Нобелевской премии по литературе. О кончине одного из пер­вых русских поэтов ХХ столетия „Литературная газета“ оповестила крат­ким извещением как о смерти „члена Литфонда“. Для многих пойти на похо­роны было не только данью уважения скончавшемуся поэту, но и актом гражданского мужества, причем, вероятно, первым за много десятилетий в Советской России.

Среди людей, которых мы видим, можно разглядеть иностранцев (скорее всего, корреспондентов), кого-то с фото- и киноаппаратурой (видимо, были сде­ланы и другие фотографии, другие киноленты — может быть, когда-то они еще найдутся). Кого-то легко можно узнать: брата поэта — Александра Леонидо­вича, ближайшего друга — великого пианиста Генриха Густавовича Нейгауза. Но производят впечатление не эти лица людей старшего поколения, а множе­ство совсем молодых людей (как мы знаем из мемуаров, даже старших школь­ников) и совсем простых лиц: мужчин в рабочих кепках и женщин в платочках (очевидно, именно о таких Борис Леонидович писал в 1941-м: „бабы, слобо­жане, учащиеся, слесаря“). Кинолента позволяет увидеть, что состоялись в настоящем смысле всенародные похороны.

 

Гроб поэта окружен огромным количеством цветов, так же как на похоронах героя его романа:

 

„В эти часы, когда общее молчание, не заполненное никакою церемо­нией, давило почти ощутимым лишением, одни цветы были заменой недостающего пения и отсутствующего обряда. Они не просто цвели и благо­уха­ли, но как бы хором, может быть, ускоряя этим тление, исто­чали свой запах и, оделяя всех своей душистою силой, как бы что-то совершали. Царство растений так легко себе представить ближайшим соседом царства смерти. Здесь, в зелени земли, между деревьями клад­бищ, среди вышедших из гряд цве­точных всходов сосредоточены, может быть, тайны превращения и загадки жизни, над которыми мы бьем­ся. Вышедшего из гроба Иисуса Мария не узнала в первую ми­ну­ту и приняла за идущего по погосту садовника. (Она же, мнящи, яко вертоградарь есть…)“.

 

Вот как это вспоминает один из присутствовавших:

 

„Ко времени выноса тела установилась какая-то необыкновенно торже­ственная и серьезная обстановка. Был теплый, почти жаркий солнеч­ный летний день. Тысячи людей стояли молча и серьезно на участке, на дороге, на поле перед дачей. Никто не теснил­ся, не было ни давки, ни суеты, ни разговоров“.

От дома на кладбище — около километра — гроб понесли на руках. На могиле, как мы знаем, единственный человек, друг Пастернака Валентин Фердинан­дович Асмус, произнес речь о великой русской литературе, к которой поэт принад­ле­жал и принадлежит. Когда гроб опустили в могилу, собравшиеся еще долго читали стихи».

 

По материалам сайта Arzamas 

 

« Назад