Провинциальные истории. Великий книжник
Научная библиотека Саратовского госуниверситета славится своими книжными собраниями. Одно из них, в 40 с лишним тысяч томов, некогда принадлежало старообрядцу Белокриницкой иерархии, купцу-миллионеру из Балакова Самарской губернии (ныне Саратовской области) Паисию Михайловичу Мальцеву. При жизни в старообрядческом мире он был более известен как собиратель старопечатных и рукописных книг. Считалось, что он поначалу просто задался целью снабдить ими старообрядческие церкви, которых в России, из-за постоянных гонений на раскольников, было не так уж и много, и постепенно превратился в страстного библиофила.
«Одна, но пламенная страсть…»
Однако выяснилось, что Мальцев начал собирательство не со старообрядческих книг. Об этом в своих рабочих материалах к докладу «Друзья книги» (1927–1929 гг.) написал известный московский букинист Павел Шибанов, с которым у купца установились не только деловые, но и дружеские отношения. Шибанов называет Паисия Мальцева самородком, который «нигде не учился, но знал больше учёных». Своё самообразование он начал с масонских книг. Будущий страстный библиофил собирал их в течение нескольких лет и все прочитал. Масонство – движение не политическое и не религиозное. Его главный постулат: человек должен стремиться к нравственному самосовершенствованию и духовному росту. Это, по всей видимости, и привлекло Мальцева, который впоследствии прославился и щедростью, и любовью к искусству и наукам. Впитав всё самое лучшее из масонского книжного наследия, Паисий Михайлович, как пишет Шибанов, «стал предпочитать другие хорошие издания, хотя и для жены». Чтобы пополнить своё собрание редкими рукописями и изданиями, Мальцев денег не жалел и порой покупал целые библиотеки, что, впрочем, тогда не считалось чем-то необычным.
«Погиб Поэт! – невольник чести…»
Мальцев очень любил и классику. Больше всего Лермонтова, которого он, по словам Шибанова, боготворил. И это говорит о том, что купец-миллионер был натурой романтической. Он часто ездил в Пятигорск, где был застрелен во время дуэли поэт, и даже нашёл извозчика, который вёз Лермонтова на дуэль (в архиве Шибанова сохранилась фотография купца и кучера). Мальцев регулярно встречался с ним и выспрашивал подробности того рокового дня. Его интересовала любая мелочь, и он очень расстраивался, когда извозчик ничего нового вспомнить не мог. Мальцев считал, что собрание сочинений его любимого поэта достойно шикарного, не похожего на другие переплёта, и, когда Шибанов в 1911 году поехал по своим делам в Париж, он попросил его отдать двухтомник Лермонтова с великолепными иллюстрациями В.А. Полякова в самую лучшую переплётную мастерскую Франции.
«Из пламени и света рождённое слово…»
Весьма требовательно Мальцев относился и к созданию своего экслибриса. Он считал, что книга может как привести человека в храм слова, так и погубить его: всё зависит от того, как её понять. Именно эту мысль он хотел воплотить в рисунке книжной печати для своей библиотеки. Мальцев даже конкурс устроил. Но ни один художник с поставленной задачей не справился. Шибанов вспоминает, что сам заказчик видел экслибрис таким: вдали – храм слова, перед ним – сфинкс, который держит в руках книгу, на которой написано изречение: «Разгадай, или я тебя пожру!» Букинист утверждает, что он даже видел у Мальцева такой набросок. Однако что-то того останавливало от окончательного решения. Поэтому ни на одной книге из Мальцевской библиотеки экслибриса нет.
«Земле отдал я дань земную…»
Ещё в начале 1914 г. миллионер-библиофил начал раздумывать, куда бы поместить своё книжное богатство: наследников у него не было, и отдавать судьбу библиотеки на волю случая он не хотел. Обратился за советом к Шибанову. Тот предложил подарить книги молодому Саратовскому университету, который открылся в 1909 г.: «Саратов для помещения такой библиотеки, как ваша, богатой и древними рукописями, и старинными книгами, и искусством, и серьёзными научными отделами, считают самым подходящим городом, представляющим из себя центр всего Поволжья, не имеющий в своем районе ни одного серьезного книгохранилища. Ну, прямо, говорят, что более удачного выбора почти трудно себе представить».
Причём Шибанов предложил сделать столь существенный подарок с требованием выделения отдельных залов, которые носили бы имя Мальцева и целиком были посвящены его собранию. Но библиотека не сразу оказалась в Саратове. «На днях, по распоряжению П.М. Мальцева, библиотека была отправлена в Москву. Судить о размерах и ценности библиотеки можно по тому, что при отправке она весила 650 пудов и была застрахована в 78 тыс. рублей. Куда поступит эта библиотека, нам неизвестно», – писал корреспондент балаковской газеты «Заволжье» и сожалел, что она не стала общественным достоянием города. Долгие годы это вызывало недоумение у краеведов: зачем? Или это ошибка корреспондента? Ответ на эти вопросы даёт Шибанов. В своих воспоминаниях он пишет, что Мальцев переправил библиотеку в Москву для того, чтобы составить её каталог. Когда работа была завершена, он перевёз её в Саратов. И ещё одно уточнение от букиниста. По его словам, в последние годы своей жизни Мальцев расширил рамки своих книжных предпочтений, «когда осознал нужду своего родного Саратовского университета». «Он знакомится с его директором (скорее всего, это – Пётр Павлович Заболотнов, который возглавлял этот вуз в 1913-1918 гг. – Ю.К.), расспрашивает его, в чём, в первую голову, нуждается университет, и начинается массовая закупка книг, подчас целыми библиотеками», – вспоминает Шибанов. Кстати, на Мальцевскую библиотеку претендовали и одноверцы библиофила. Известный духовный писатель-старообрядец Фёдор Евфимьевич Мельников в одном из примечаний к своей «Краткой история древлеправославной церкви», написанной в 30-40-е гг. XX в., но изданной лишь в начале XXI в., с сожалением заметил: «Паисий Михайлович Мальцев, собрал весьма ценную библиотеку редкостных книг и рукописей и подарил её Саратовскому Университету, а мог бы и должен бы пожертвовать её старообрядческому Институту или Рогожскому Кладбищу в Москве, которое, к тому же, имело и своё великолепное редкостное собрание книг и рукописей. Мальцевская библиотека обогатила бы это собрание».
По назначению
Но библиотека не сразу попала в университет. Когда она, в самый разгар гражданской войны, была привезена в Саратов, вокруг неё разгорелись нешуточные страсти. Губернский отдел народного образования, в ведении которого она первоначально оказалась, отдавать её не хотел. Заведующий городским отделом Блинов заявлял: «Она будет публичной, и отдавать её в университет, в эту яму, пропасть или крепость – это значит похоронить её для трудящихся масс». Однако усилиями известных фольклористов и литературоведов братьев Соколовых желание дарителя было выполнено. Один, Борис, хлопотал об этом в Саратове, другой, Юрий, – в Москве. Последний добился положительного решения отдела научных библиотек народного комиссариата просвещения, против которого в Саратове уже никто возражать не мог. К сожалению, Мальцев не дожил до этого дня: он был расстрелян в конце 1919 г. (при каких обстоятельства и по какой причине, пока неизвестно). Первым, кто подробно описал Мальцевскую библиотеку, стал член Саратовской учёной архивной комиссии, первый директор отделения рукописей и старопечатных книг, профессор Саратовского университета Александр Александрович Гераклитов. В 1923 г. в журнале «Студенческая мысль» им была дана общая характеристика собрания рукописных и старопечатных книг: «Особенною древностью наше собрание похвалиться не может, если не считать отдельных пергаментных листов XII и XIII столетий, но большинство рукописей не восходит дальше XV в. Но среди них есть немало замечательных и по содержанию и по красоте исполнения. В последнем отношении особенно хороши некоторые богослужебные книги, украшенные заставками и миниатюрами удивительными по изяществу исполнения, блеску и свежести красок. По содержанию – рукописи самые разнообразные, но подбор их нельзя назвать случайным. Дело в том, что три группы их, легшие в основу собрания, составлялись прежними владельцами по определённому плану. Так, профессор Шляпкин интересовался главным образом рукописями литературного содержания; Братство святого Креста, преследуя цели борьбы со старообрядчеством, сосредотачивало в своей библиотеке сочинения так или иначе говорящие в пользу православия; Мальцев, в свою очередь, собирал лишь то, что могло служить в пользу старообрядчества. Таким образом, перед нами несколько систематических собраний, взаимно дополняющих друг друга. Не менее богато Отделение и старопечатными книгами. Достаточно указать на то, что произведения типографского станка первого славянского печатника Святополка Феола имеются в нескольких экземплярах блестящей сохранности. Многострадальная жизнь пионера русского книгопечатания Ивана Фёдорова, поскольку она отражается в послесловиях к его изданиям, может быть прослежена с первопечатного Апостола и до последних Львовских изданий. Имеются в достаточном количестве, несравненные по красоте и изяществу исполнения, Венецианские славянские издания XVI в. Деятельность московской, львовской, киевской и других знаменитых типографий представлена лучшими образцами и во множестве экземпляров. В немногих, но очень хороших образцах представлены и издания западно-европейских типографий до 1500 г.» Вскоре часть этого уникального собрания была отправлена в книгохранилища и архивы Москвы и Ленинграда. Но более поздние, не менее уникальные книгоиздания остались почти нетронутыми. Только несколько десятков книг и альбомов по искусству отправили «по назначению»: в Саратовский художественный музей им. Радищева.
Не только книги
А совсем недавно выяснилось, что в отделе письменных источников Государственного исторического музея есть фонд Мальцева: посольские грамоты XV-XVIII вв., материалы о масонстве, автографы политических деятелей и писателей, документы из семейных архивов известных дворянских фамилий – Самборских, Шаховских и Кологривовых, документы времён Отечественной войны 1812 г. Но, что самое интересное, письмо великого русского писателя Н.В. Гоголя к матери, листок с молитвой, который он брал с собой, отправляясь в Иерусалим, и домовая тетрадь семьи Гоголей.
Эти реликвии поступили в музей в 1928 г. из банка «Юнкерс и К» (вероятно, они хранились в специальном сейфе Мальцева). Причём, в мальцевском собрании находились и вещи, которые распределили по другим отделам. Например, в отделе металла и драгоценных камней хранится перламутровый образок и коробочка, привезённые Гоголем из Палестины. Имел какую-то связь Паисий Михайлович и с Саратовским художественным музеем им. Радищева. Из указанной выше переписки с Шибановым выяснилось, что в одной из своих телеграмм, датированной 1914-м годом, букинист просил своего постоянного клиента: «Когда будете в Радищевском музее, пожалуйста, расскажите, как надо открывать ящики, картины привязаны ко дну, кроме самой большой, чтобы они не силились их отрывать». Из музейной летописи известно, что 9 ноября того года здесь открылась выставка в пользу раненных воинов. Возможно, для неё и предназначались картины. Но подарены ли они были, или просто Мальцев оказывал помощь в их доставке, это ещё предстоит выяснить. Паисий Михайлович считался и заядлым театралом. Говорят, он даже вложил деньги в строительство здания МХАТа. Балаковский краевед Пётр Круглов считает, что косвенное свидетельство тому есть. В переписке Чехова сохранилось письмо писателя к одному из сотрудников журнала «Русская мысль с просьбой прислать ему технический проект народного театра: якобы он, ночуя 22-23-го марта 1897 г. в гостинице «Славянский базар» (где обычно снимал два номера Мальцев) встретился с одним богатым человеком, который этот проект хочет посмотреть. Богатый человек, считает краевед, и есть балаковский купец. Но этот факт пока документально не подтвердился: в списке главных жертвователей МХАТа Мальцева нет. Впрочем, отсутствие информации не опровергает полностью эту версию. Мальцев был скромным и особенно не афишировал свою щедрость.
Юрий Каргин
По материалам сайта news.sarbc.ru