Счастье рядом, счастье близко – у меня на полке Приска…
Французская поэтесса Приска де ль’Андель (Prisca de l’Andelle; это более точно, чем принятое у нас «де Ландель») на родине забыта настолько, что не найти даже дат ее жизни, а в России памятна лишь благодаря Валерию Брюсову.
6 февраля 1895 г. Валерий Яковлевич получил очередные проценты с капитала, оставленного дедом, и отправился на Кузнецкий мост в книжный магазин Александра Ланга. Просматривая французские новинки, он обнаружил подписанный этим именем и выпущенный в Париже издательством Leon Chailley поэтический сборник «Joies at Tristesses», название которого перевел как «Радости и горести» (можно также «Радости и печали»). На следующий день он записал в дневнике: «Накупил себе символистов. Р. de Ландель из них очень мил». Думаю, внимание Брюсова привлекли раздел «Символизм», «цветные» заглавия вроде «Симфонии в красном» и «Голубого послания» и отзвуки Верлена и Бодлера. Прочитав сборник, он написал «милостивому государю» автору на адрес издателя, указанный в книге. И вскоре получил ответ, из которого узнал, что автор – девушка по имени Луиза Бургуэн, живущая в Лез-Анделис и подписавшаяся «Приска из Анделя», и что это ее первый сборник. Он же остался единственным.
У меня хранятся два экземпляра этой весьма редкой книги. Первый – на плотной бумаге и в «ложной» суперобложке с клапанами. Не это ли навело Брюсова на мысль год спустя снабдить такой же обложкой – нехарактерной для русской книжной культуры – второе, значительное измененное издание своего сборника «Шедевры»? Еще один, недавно появившийся у меня экземпляр – на более тонкой бумаге (рискну назвать ее «обычной») и заключен в переплет; обложки сохранены, но обрезаны, поэтому я не знаю, был ли в этом варианте «ложный супер» с клапанами. На авантитуле дарственная надпись:
«Господину и госпоже Лавизер (или Ланизер?) с почтительным приветом. Луиза Бургуэн».
Думаю, это первое воспроизведение автографа поэтессы и единственный известный мне ее инскрипт.
На обложке и титульном листе есть еще пометы автора, на которые я, признаться, не сразу обратил внимание. В написание своей фамилии она вставила апостроф, обозначив, что она должна быть «de l’Andelle» (это как раз и означает «из Анделя»), а не «de Landelle» как напечатано.
Брюсов почти год переписывался с Приской (сохранились черновики его писем и ее ответы). С разрешения автора он перевел не менее девяти стихотворений; восемь вошли в третий выпуск составлявшихся им сборников «Русские символисты» (еще одно запретила цензура) с предисловием переводчика. Поэтесса не знала русского языка, поэтому новый знакомый послал ей обратные переводы своих переложений; Приска одобрила их и выбор текстов: «По тому, какие из моих стихотворений Вы выбрали, – а Ваш выбор кажется мне вполне обоснованным – я вижу, что Ваши читатели получат достаточно полное представление об особенностях моего творчества». Русская слава Приски де Ландель так и не состоялась, хотя начало было положено, и Брюсов подумывал об отдельном, сокращенном издании «Радостей и горестей» в своем переводе. В конце 1895 г. переписка по неизвестным причинам прекратилась.
Работая над биографией Брюсова – тогда-то и был куплен первый экземпляр – я сравнил переводы с оригиналами и обнаружил, что Валерий Яковлевич вольно обошелся даже с теми стихотворениями, которые объявил переведенными «близко к оригиналу». Те же, которые «с дозволения автора переданы более вольно», просто не узнать: например, «Тому, кто далеко» не имеет ничего общего с оригинальным «Отсутствующему». Дело не в недостаточном знании Брюсовым французского языка или непонимании простых и недвусмысленных стихов. Просто он обошелся с ними почти так же, как с русскими стихами из «самотека», присланными для публикации в «Русских символистах». Исходя из общей задачи сборников и третьего выпуска в частности, Брюсов «одекадентил» скромные и тихие стихи Приски де Ландель, придав им с помощью «надставок» (в основном эпитетов) страстный и мрачный колорит. Кстати, из раздела «Символизм» он взял всего одно стихотворение.
Василий Молодяков, Токио.
