Богачков Е. Неизвестный ТАМиздат // Литературная Россия. 2012. № 49.

На книжной ярмарке интеллектуальной литературы «Non/fiction № 14» состоялся «круглый» стол, посвящённый только что вышедшему объёмистому тому «ТАМиздат. 100 избранных книг». Речь в нём идёт о книгах, подавляющее большинство которых было запрещено в Советском Союзе, но при этом составляло неотъемлемую часть русской литературы и оказывало на читающую публику значительное влияние (произведения Михаила Булгакова, Ивана Бунина, Николая Гумилёва, Анны Ахматовой, Иосифа Бродского, Евгения Замятина, Владимира Набокова, Бориса Пастернака, Андрея Сахарова, Александра Солженицына, Владимира Войновича, Сергея Довлатова, Эдуарда Лимонова, Василия Аксёнова и многих других).

Кто-то может сказать, что тамиздат начинается с эпохи Герцена, с «Полярной звезды», со всех тех книг, которые издавались в Лондоне во второй половине XIX века. Но применительно к XX веку это уникальное явление, аналогов которому невозможно, наверное, найти в истории мировой литературы и вообще в мировой истории, конечно же, ведёт отсчёт всё-таки с Октябрьской революции. Если быть точнее, то в 1917–1918 году уже масса литераторов эмигрировала, но издаваться они начинают чуть позднее – 1919, 1920, 1921 года. И это совпадает с формированием Госиздата, который образовался в 1919 году. И вот этот год, пожалуй, и может считаться началом функционирования Госиздата и его противоположности – Тамиздата. Вселенная тамиздата необъятна. Когда мы проводили беседы с авторами, начинали говорить с ними об участии в этом сборнике, то у всех возникал вопрос: какая литература более великая – литература советской эпохи, существовавшая в Советском Союзе, или вселенная тамиздата – русская литература в изгнании, литература русской эмиграции, которая выходила за пределами СССР? Наверное, ответить на этот вопрос невозможно, и, пожалуй, просто вульгарно было бы сказать, что лучше, что значительнее, но то, что это абсолютно сопоставимые величины, мне кажется, совершенно очевидным. И мы пытались, формируя этот сборник из очень мозаичной картины всё-таки сформировать некий целостный образ тамиздата. Подобрано сто книг, восемьдесят три автора.

Структура статей примерно одинакова: это небольшая биографическая справка об авторе, короткий рассказ об обстоятельствах его эмиграции, опорные точки его литературного пути и, собственно говоря, история создания произведения.

Также нам казалось важным (и это является изюминкой книги) попытаться представить реакцию в Советском Союзе на те книги, которые выходили за рубежом: это не только хрестоматийные публикации о Солженицыне, о Бродском, это и отдельные статьи, отклики трудящихся и даже просто частные письма в издательства, либо в печатные СМИ. Статьи все написаны очень качественно, с большой любовью, с большим проникновением в материал. Но два автора (точнее, две книги) были сложны для написания статей о них. Одного такого автора я взял на себя, понимая, что кому-то другому предложить написать об этой книге будет не очень красиво – это книга Николая Николаевича Юза-Алешковского с понятным текстом, понятным сюжетом, очень сложная вообще для литературной обработки. Для того чтобы внести некую фривольность, живость и некий такой современный взгляд на эту литературу, в своей статье я позволил себе немного похулиганить.

Мне очень хотелось написать и ещё одну статью – о произведении Эдуарда Лимонова «Это я, Эдичка». Лимонов уроженец Горьковской области, как и я. Но я понимал, что если руководитель Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям напишет статью о таком нашумевшем произведении такого известного борца с режимом, как Эдуард Лимонов, то дальше весь проект будет крутиться только вокруг этой фабулы, а всё остальное уйдёт на второй план. Поэтому сию благородную миссию я доверил Констанции Сафроновой.

Михаил СЕСЛАВИНСКИЙ,
руководитель Федерального агентства
по печати и массовым коммуникациям

Термин «тамиздат» возник именно здесь в России, примерно, в 1950-х годах. И тогда мы, пользователи этого слова и счастливые обладатели книг, которые привозили из-за границы, понимали под этим словом однозначно, что это некое типографическое, полиграфское воплощение самиздата. И ничего больше мы под этим не имели в виду. Однако скоро выяснилось, что есть тамиздат (который, кстати, только мы так называли; в эмиграции его не называли «тамиздат», для них это был «здесь-издат»), представляющий собой огромную литературу, которая издаётся изначально за рубежом, о чём мы долгое время и не подозревали. Произошла трансформация самого термина: мы стали применять это слово и к литературе, написанной и изданной на Западе. Но что мы имеем в результате? Есть большое издание. В нём сто книг, семьдесят пять авторов отдельных книг, а всего восемьдесят три автора, потому что есть авторы, представленные сборниками (как, например, «Метрополь» или Антология советской поэзии). И вот из этих авторов только 23, как я посчитала, соответствуют тому термину «тамиздат», который мы изобрели и начали употреблять в конце пятидесятых годов. Все остальные были авторами, которые жили за границей, писали там и худо-бедно публиковались без всякой помощи извне. И это соотношение – 60 именно тамошних авторов из 83, отражает реальную значимость литературы, которая была создана в русском зарубежье. О книге я хочу сказать, что все статьи чрезвычайно интересны, каждая из них представляет собой свод существенной информации, которую самим собирать было бы долго или даже непосильно, а некоторые из них ещё и носят характер не только справочных статей, но и замечательных эссе, которые читаешь без остановки и с упоением.

Однако всё-таки к этой книге у меня есть небольшие претензии: статьи, хотя и рассказывают об истории написания и публикации тех или иных произведений, но не воспроизводят ту реальную обстановку и атмосферу, в которой эти книги печатались. Дело в том, что когда мы были высланы из России, в 1975 году мы ещё застали ту невероятную атмосферу верности русской культуре, преданности ей в этих маленьких, крошечных издательских отрядах, где люди трудились, работали, я бы сказала, в ВЫСОКОЙ бедности, при этом с какой-то необыкновенной скромностью. Эта атмосфера для нашей сегодняшней, совершенно оголтелой, действительности ещё более привлекательна, чем тогда, когда мы с Александром Исаевичем могли её наблюдать. Люди среди мира, который по сравнению с советским миром давал полный спектр удовольствий, возможностей, красоты, тем не менее, не шли на какие-то большие заработки, но оставались на почти нищенском обеспечении своими издателями только потому, что были преданы русской культуре. Я боюсь, не утрачена ли вот эта преданность сегодня? Конечно, прекрасно видеть эту книжную выставку, ярмарку, но насколько это в масштабах страны действительно, не знаю… мне тревожно. С другой стороны, те люди, которые оказались в эмиграции второй и, я бы даже сказала, третьей волны, ощущали больше остальных отсутствие своего читателя, потому что были от своего читателя полностью оторваны. И в такие довольно глухие годы – в первой половине восьмидесятых – Довлатов, кажется, сказал, будучи в некотором отчаянии и подбадривая сам себя: нет сомнения, что лучшие из нас по обе стороны железного занавеса рано или поздно встретятся в одной антологии. Это, конечно, давно оправдалось: лучшие действительно встретились в антологиях. Но вот такая книга, как ныне представляемая, ставит памятник вообще всем – лучшим, средним, худшим, если можно строить такой спектр и ставить такие оценки, – подвижникам русской культуры за границей. В общем, все эти люди для нас несомненный урок, потому что я не знаю, насколько многие из нас, развались сейчас всё (как это было в 1917–18 году), были бы такими же преданными служителями русской культуры, а не начали, что вполне естественно, спасать свои семьи, зарабатывать на жизнь. Так давайте же считать, что этой книгой мы начинаем отдавать должное вот этим подвижникам, о которых, между прочим, очень мало написано. Здесь сказано об авторах, об издателях, но почти ничего не написано об этих скромных тружениках издательского дела, к которым я пытаюсь привлечь ваше внимание.

Наталья СОЛЖЕНИЦЫНА

Хочу сказать, что уже два дня я под впечатлением от этой книги, поразительной для меня даже в каком-то культурно-интимном отношении, потому что это моя встреча с молодостью. Ведь не секрет, что в семидесятые годы для каждого, во всяком случае, столичного, интеллигента (да и питерского тоже) тамиздат был полноправной частью круга чтения, никак не меньшим по значимости, чем книги, выходившие тогда в Советской России. И вот тут в этой книге произошла моя встреча с теми книгами, которые тогда ещё, будучи молодым человеком, я держал в руках и действительно иногда получал на два-три дня, как и многие, но старался успеть прочесть за ночь, чтобы с кем-то ещё поделиться. Однажды я получил на сутки «Ленина в Цюрихе» (главная книжка из «Красного колеса» А.И. Солженицына), и был настолько потрясён, что за сутки, я думаю, ещё трое или четверо её прочитали. Конечно, тамиздат можно по формальным признакам начинать с Герцена, если не раньше. Но для нашего поколения, пожалуй, тамиздат начинается со времён публикации на Западе «Доктора Живаго». А потом уже пошли и собрания сочинений Ахматовой, и Мандельштам… То, что раньше мы имели и читали в бледной машинописи на папиросной бумаге, вдруг стало приходить такими, как нам тогда казалось, роскошными фолиантами!

В этих книгах, может быть, было много ошибок с научно-филологической точки зрения. Да и как можно было тогда подготовить по-настоящему грамотное собрание сочинений, например, Осипа Мандельштама, когда собственно до издания книг его вдовы Надежды никто не знал о пореволюционной судьбе поэта. Возрождению русского книгоиздания, во многом мы обязаны, кстати, ситуации «холодной войны», когда Запад решил открывать нам, живущим в России, потаённую, настоящую русскую литературу. И огромное спасибо тем, кто на это не жалел ни культурных, ни материальных ресурсов, поскольку издания эти были, конечно, совершенно не окупаемы и приносили американцам разве что идеологический бонус.

Эту книжку можно читать, несмотря на то, что она структурирована только по алфавиту, подряд, и это будет панорама, картина русской культурной, книжной жизни в свободном западном мире. Я сам, можно сказать, такой классический самиздатчик, который органически перерос в тамиздатчика. Впервые на родине я стал публиковаться только, когда мне было уже за сорок. Сначала был самиздат, а потом, когда накопилось его так много, что я уже задыхался, я переправил это Иосифу Бродскому в Штаты, и там вышла моя первая книжка. И последующие мои сборники тоже выходили в тамиздате. В общем, я думаю, что эта книга навсегда останется памятником культуры, памятником свободного движения русской литературы вне коммунистического намордника.

Юрий КУБЛАНОВСКИЙ